— Помните Михайлова из центральной заводской лаборатории? Такой неприметный, в потертом пиджаке, вечно с какими-то пробирками шлялся.
Я кивнул. Действительно, есть такой — тихий химик-аналитик, из тех, кого обычно не замечаешь.
— Весь день следили за ним, — продолжал Глушков, помешивая ложечкой чай. — Работники говорят, он каждый вечер после важных испытаний задерживается в лаборатории. Якобы описи реактивов составляет. А на самом деле другими делишками занимается.
— Давно он у нас работает?
— В том-то и дело, — Глушков чуть наклонился вперед. — Устроился всего три месяца назад. По рекомендации… угадайте кого?
— Николаева?
— Точно. А теперь самое интересное, — он понизил голос еще больше. — Вчера мои ребята проследили, куда он после работы ходит. Снимает комнату в доме на Маросейке. И знаете, кто живет этажом выше?
Я вопросительно поднял бровь.
— Племянница нашего друга Крестовского. Похоже, там у них что-то вроде явочной квартиры. Каждый вечер какие-то люди приходят, подолгу сидят.
За соседним столом громко заговорили рабочие из прокатного цеха, пришедшие на обед. Глушков замолчал, дождался, пока они отойдут.
— Но главное не это, — он отхлебнул остывший чай. — Вчера вечером Михайлов напился в той же пивной. И знаете, что он рассказывал собутыльникам? Что скоро будет богатым человеком. Что некие благодетели обещали ему место в Промакадемии и квартиру в центре.
Я задумчиво смотрел в окно. За мутными стеклами виднелись корпуса механического цеха, клубы пара от заводской котельной.
— Что предлагаете? — спросил я наконец.
Глушков усмехнулся:
— А вот тут есть одна идея. Я думаю, не стоит его трогать. Пока. Пусть работает. Но… — он снова понизил голос. — Можно ведь через него самого нужную информацию пустить. Ту, которую нам выгодно.
Я понимающе кивнул:
— То есть дезинформацию?
— Именно. Например, о том, что мы впали в отчаяние после проигрыша. Что готовы на крайние меры… — Глушков сделал многозначительную паузу.
— И что всю документацию по технологии собираемся уничтожить, — закончил я его мысль.
— Вот-вот. Пусть Крестовский понервничает. А мы посмотрим на его реакцию.
За окном начинало темнеть — короткий зимний день подходил к концу. Я взглянул на часы. Скоро нужно было ехать в наркомат, Елена обещала показать какие-то важные документы.
— Хорошо, — я допил остывший чай. — Действуйте. Только аккуратно, без лишнего нажима.
Выйдя из чайной, я направился к стоянке, где ждал «Бьюик». Мысли уже были о предстоящей встрече. Что же такого нашла Елена в архивах наркомата, что не решилась сказать по телефону?
Степан завел машину. Зимние сумерки окутывали Москву, в окнах домов уже зажигались огни.
В наркомате уже почти никого не было. Только гардеробщик дремал у вешалки, да где-то на верхних этажах стучала одинокая пишущая машинка. Елена ждала меня у выхода, кутаясь в меховой воротник.
— Поедем ко мне, — тихо сказала она. — Документы у меня дома. Здесь слишком много любопытных ушей.
Ее квартира располагалась в старом доме на Поварской, две небольшие комнаты с высокими потолками и окнами во двор. Книжные шкафы до потолка, пианино «Беккер», привезенное еще до революции, несколько акварелей на стенах. В углу потрескивала изразцовая печь, распространяя уютное тепло.
— Чаю? — спросила она, снимая жакет.
— Лучше сразу к делу.
Елена достала из секретера папку:
— Вот, смотри. Я нашла старые протоколы заседаний. История с Коломенским заводом в прошлом году. Там все повторяется один в один.
Она разложила бумаги на столе:
— Те же люди в комиссии. Тот же сценарий с «найденными» техническими публикациями. И даже суммы очень похожие, те же сто тысяч через подставные конторы.
В полумраке кабинета ее глаза блестели необычно ярко. Я невольно залюбовался, в такие моменты, увлеченная работой, она была особенно красива.
— Но самое интересное, — Елена достала еще один документ, — я нашла черновик письма Николаева. Он готовил почву для отстранения нашего завода от оборонных заказов еще до истории с комиссией. Смотрите даты — это же явный сговор!
Она стояла так близко, что я чувствовал аромат ее духов, легкий запах «Коти Шипр». От печки шло тепло, за окном падал снег.
Елена тем временем разложила на столе документы:
— И вот что еще странно. Я проверила старые сводки поставок металла. В прошлый раз, когда Крестовский получил заказ в обход Коломенского завода, было несколько аварий. Разрушение конструкций при испытаниях. Но все документы об этом куда-то исчезли.
Она устало опустилась в кресло у печки. В соседней комнате тикали старинные часы.
— Знаешь, — девушка вдруг встала и прошлась по комнате туда-сюда. — Когда я узнала о решении комиссии, я не могла поверить. Ведь это просто нелепо, отвергнуть настоящую инновацию ради… — она махнула рукой.
— Ради денег и связей, — закончил я ее мысль.
— Да. И самое обидное — ведь все понимают, что это ошибка. Даже те, кто голосовал против нас. Но почему-то получается иначе, — она замолчала.
Я подошел к окну. В свете фонаря кружились снежинки, где-то вдалеке слышался гудок паровоза.