Неподходящее занятие для женщины

Подносов нашлось два. Констебль взял у мисс Лиминг тот, что побольше, и проводил ее в холл. Корделия последовала за ними со вторым подносом, прижимая его к ключицам, как ребенок, добившийся привилегии помочь матери. Их встретили мучимые жаждой полицейские. Взяв чашку, Корделия вернулась на свой стул.

С улицы донесся звук еще одного подъехавшего автомобиля. В холле появилась женщина средних лет в сопровождении шофера. Сквозь густой туман усталости до Корделии донесся ее высокий, не терпящий возражений голос:

– Дорогая Элиза, да как можно! Немедленно в колледж! Нет, я настаиваю! Где главный констебль?

– Его здесь нет, Марджери, но господа полицейские очень любезны.

– Тогда оставь им ключ. Когда все окончится, они запрут дом. Не можешь же ты оставаться здесь всю ночь одна!

Последовали слова знакомства и торопливые переговоры, в которых доминировал голос вновь прибывшей дамы. В ее сопровождении мисс Лиминг поднялась наверх и уже через пять минут вернулась с легким чемоданчиком и перекинутым через руку плащом. Шофер дамы и один из детективов проводили их к выходу. Никто из них не удостоил Корделию даже взглядом.

Еще через пять минут инспектор подошел к Корделии, держа в руке ключ.

– Нам придется запереть дом на ночь, мисс Грей. Вам пора домой. Вы собираетесь ночевать в коттедже?

– Я провела бы там еще несколько дней, если майор Маркленд не станет возражать.

– Вы выглядите такой усталой! Один из моих друзей отвезет вас туда в вашей машине. Завтра мне потребуются письменные показания. Не могли бы вы прийти в участок прямо утром, после завтрака? Знаете, где он находится?

– Да, знаю.

Крошка «мини» устремилась следом за полицейской «пандой». Полицейский за рулем вел машину быстро, лихо вписываясь в повороты. Голова Корделии моталась по спинке сиденья и время от времени стукалась о плечо водителя, одетого в рубашку с короткими рукавами, и тепло его тела сообщало ей чувство успокоенности. В открытое стекло врывался не успевший остыть ночной воздух, мимо неслись низкие облака, среди которых начинал брезжить тусклый утренний свет. Она не узнавала дорогу, время утратило былой размеренный бег. Когда машина внезапно замерла, она с минуту сидела неподвижно, не понимая, что стряслось, пока наконец не узнала живую изгородь, зловеще нависшую над дорогой, и ветхую калитку. Она была дома. Водитель спросил:

– Это здесь, мисс?

– Да, здесь. Но я обычно ставлю машину чуть подальше, справа. Там есть рощица, в которую можно заехать.

– Хорошо, мисс.

Он вышел из машины, чтобы перекинуться словечком со вторым водителем. Последние несколько ярдов ночного путешествия были преодолены с черепашьей скоростью. Наконец полицейская машина укатила прочь, и Корделия осталась у калитки в полном одиночестве. Потребовалось усилие, чтобы распахнуть ее, преодолевая сопротивление мощных сорняков. Она побрела к задней двери коттеджа, шатаясь, как пьяная. Вставить ключ в замок тоже оказалось непростой задачей, но она кое-как справилась и с ней. Ей не пришлось больше ни прятать пистолет, которого у нее теперь не было, ни заклеивать окна. Ланн погиб, а она осталась жива. Ни разу еще она не возвращалась сюда вечером не чувствуя усталости, но никогда усталость не бывала такой убийственной. Она вскарабкалась вверх по лестнице, засыпая на ходу, и замертво свалилась на кровать поверх спального мешка.

Прошло несколько дней, показавшихся Корделии долгими месяцами, – и она снова присутствовала на коронерском следствии. Оно проходило так же неторопливо и неброско, как и прежнее, когда умер Берни, но имелось и отличие. Здесь не было случайных лиц, скучающих на задних сиденьях, – вместо них зал наполнили скорбные коллеги и друзья, в ушах гудели приглушенные голоса, юристы и полицейские шепотом вели последние переговоры – словом, событие определенно относилось к разряду исключительных. Корделия догадалась, что седовласый господин, сопровождающий мисс Лиминг, был ее адвокатом. Он был любезен, но вовсе не подобострастен с полицейскими чинами, предупредителен с клиенткой, и, глядя на него, она думала, что все они собрались здесь просто для скучной формальности, внушающей не больше тревоги, чем воскресная молитва.

Мисс Лиминг была очень бледна. На ней был серый костюм – тот самый, в котором Корделия увидела ее впервые в жизни у дверей своей конторы, но на этот раз дополненный черной шляпкой, черными перчатками и черным газовым платком на шее. Женщины избегали смотреть друг на друга. Корделия выбрала себе местечко на краю скамьи и уселась там в гордом одиночестве. Молодые полицейские адресовали ей улыбки, в которых одновременно читались жалость и желание приободрить ее.