Неподведенные итоги

Я рассказал. А. В. Караганов слушал внимательно, как бы сверяя то, что я говорю, с тем, что он читал в украинских доносах. Потом он сказал:

– Мы тут получили сигнал с Украины о вашем выступлении и должны ответить, какие мы приняли меры.

Далее он применил формулировку, которая меня и восхитила и растрогала:

– Вы не будете возражать, если мы пригласим вас на заседание секретариата и сделаем вам какое-то внушение?

– Я не буду возражать, – улыбнулся я.

А еще через пару недель я получил повестку, призывающую меня прибыть на секретариат. Последним пунктом повестки дня числи­лось: «Разное», – там, видно, и должно было быть мое разбиратель­ство. Когда повестка дня была исчерпана, Кулиджанов посмотрел на меня, потом обвел глазами присутствующих приглашенных. А их было человек пятьдесят: работники Бюро пропаганды, сотрудники аппарата Союза, представители творческих секций и киностудий. Кулиджанову, видно, не захотелось обсуждать мой вопрос публично, и он сказал:

– Попрошу всех секретарей подняться в мой кабинет, – и, взглянув на меня, добавил: – И тебя!..

Мы отправились на третий этаж в кулиджановский кабинет. Едва мы, нас было человек восемь, расселись, Кулиджанов произнес:

– Последний вопрос – поведение нашего товарища, режиссера Эльдара Рязанова в Киеве. Я тут получил бумагу. – Кулиджанов отпер сейф и принялся за поиски доноса. – Так вот в ней красноре­чиво расписано, что он там натворил...

– Что ты там такое натворил? – тихо спросил меня Алексей Ба­талов, сидящий рядом со мной.

Я в ответ неопределенно махнул рукой. Кулиджанов продолжал ко­паться в бумагах, но нужный документ никак не попадался. Все молча ждали. Среди присутствующих секретарей помню А. В. Караганова, Г. Б. Марьямова, И. В. Таланкина, В. Н. Соловьева, А. В. Баталова.

– Черт бы побрал эту бумагу, куда она задевалась? – пробормо­тал Лев Александрович.

– Так вы все и без нее знаете, – подсказал Г. Б. Марьямов.

– Что ты там учинил? – Баталов был заинтригован.

– Сейчас узнаешь! – шепнул я ему.

Кулиджанов сделал еще одну попытку, но шпаргалки из Киева так и не нашел. Тогда он махнул рукой и вернулся к столу.

– Без бумаги обойдемся. Так вот, Рязанов вел себя в Киеве недо­пустимо. И мы должны дать строгую оценку его безобразному пове­дению, – сказал Лева вяло и отписочно, явно не желая воскрешать подробности моей «киевской гастроли».

– По-моему, все в курсе того, как Рязанов выступил в Киеве. Это вызвало справедливое возмущение украинских товарищей. – Слова Кулиджанов говорил вроде бы резкие, но интонация была безучаст­ной, равнодушной.

– Слушай, я ничего не знаю, – яростно прошептал Баталов. – Объясни мне, в чем дело.

– Я думаю, надо заслушать Рязанова, – усыпляющим голосом предложил первый секретарь Союза, заканчивая свою «обличитель­ную» речь.

Я, конечно, подготовился к разбирательству и намеревался дать непримиримый отпор любым посягательствам на свою свободу и не­зависимость. Но апатичное, не агрессивное по тоцу выступление Ку­лиджанова сбило всю мою боевитость. Я инстинктивно впал в его интонацию и неожиданно для себя ответил кратко и скучно:

– Да, я признаю, что выступал недопустимо. Меня очередной раз занесло. Обещаю секретариату, что это больше не повторится.

И я кротко сел. Кулиджанов сонно подхватил:

– Я думаю, мы примем к сведению раскаяние Рязанова и напи­шем соответственный ответ на Украину. Считаю заседание секрета­риата закрытым. Всем спасибо.

Вся эта процедура заняла не больше 3 – 4 минут. Все стали рас­ходиться, а ничего не понимающий Баталов окончательно расстро­ился:

– Слушай, это не по-товарищески. Растолкуй мне, я умру от лю­бопытства.

Но я оказался жесток:

– А теперь, Леша, это уже значения никакого не имеет... – И я хитро улыбнулся ему.

Я покинул стены Союза довольный. Я представлял, какую зава­руху из этого дела раздули бы в Союзе писателей. Из меня бы сдела­ли отбивную котлету. Сообщество писателей в нашей стране всегда было самым кровожадным. В кинематографическом Союзе же не захотели лить кровь. Они сделали вид, что осудили меня, я сделал вид, что покаялся, а в Киев пошла, я думаю, убедительная бумага о том, как мне досталось, как меня проработал секретариат Союза. В ре­зультате было соблюдено все, что положено в таких случаях. Был донос, по нему приняли меры, наказали виновника, ответили, удов­летворив тем самым мстительные чувства доносчиков. И все оста­лись довольны! О это великое умение! Тут я впервые оценил Кулид­жанова и, наконец, понял, почему именно он руководил нашим Со­юзом!