Он поздоровался, слегка поклонился и занял свое место на скамье подсудимых. Боже, как глупо выглядел весь этот театр! Словно в школе, где они всегда рассаживались по ранжиру. Лучшие ученики садились сзади. Слабые ученики – впереди, рядом с учителем. Она посмотрела на Клауса, который не мог в зале прикрыть шляпой свое израненное лицо и шрамы на голове. Они все еще выглядело ужасно, хотя волосы теперь частично скрывали шрамы. Судья тоже смотрел на Клауса, на его лице читались отвращение и сострадание. Сам Клаус, похоже, справлялся с любопытными взглядами. Он спокойно сидел на своем месте и наблюдал за происходящим.
Первым – к величайшему удивлению Лизы – выступил адвокат Грюнлинг. Его правая рука была согнута и висела на перевязи, левая была плотно обмотана бинтом у запястья.
– Дамы, позвольте мне сердечно поприветствовать вас. Господин Мельцер попросил меня вести это дело. Мое почтение, фрау Мельцер. Фрау фон Хагеман.
Лиза сначала ничего не поняла. Пауль нанял для нее адвоката? Почему он не сказал ей об этом? Зачем ей понадобился этот Грюнлинг? Ей никогда не нравился этот тип.
– Ничего не поделаешь, Лиза. Может быть, Пауль прав.
Началось представление. Бесконечные вопросы, на которые нужно было отвечать «да» или «нет». Клауса спросили, как произошла супружеская измена, и он охотно сообщил, что у него есть сын от молодой служанки.
– Таким образом, вы признаете себя виновным в супружеской измене?
В этом судейском вопросе крылось больше, чем недоверие. В нем звучала убежденность, что небольшой проступок с прислугой вряд ли можно назвать супружеской изменой. Незначительный промах, который следовало бы простить мужу.
– Конечно, ваша честь.
Судья пристально посмотрел на него и заметил, что он испытывает глубочайшее уважение ко всем, кто рисковал жизнью и здоровьем на поле брани.
Лизе пришлось встать для допроса и подойти к столу судьи. Там она почувствовала легкое головокружение. Кроме того, в спине появилось странное напряжение.
– Не кажется ли вам, госпожа фон Хагеман, что время этого развода несколько неуместно? Я имею в виду, ведь вы, очевидно, ждете ребенка. От вашего мужа, я полагаю.
Адвокат Грюнлинг вмешался. Вопрос не имеет отношения к обстоятельствам доказанной и признанной супружеской измены, поэтому его подопечная не обязана на него отвечать. Судья, который, очевидно, знал Грюнлинга, сохранял спокойствие.
– Я упоминаю об этом лишь вскользь. К сожалению, все больше бракоразводных процессов инициируют жены. В основном потому, что эти женщины не готовы жить вместе с раненым мужем, нуждающимся в уходе. В то время как это, в конце концов, является обязанностью верной жены.
Лиза молчала. Она могла бы сказать, что открыла для своего мужа новую сферу деятельности, дала ему место и дело, которое позволило ему продолжать жить. Но у нее так кружилась голова и ее так подташнивало, что она не могла вымолвить ни слова.
Остальная часть судебного разбирательства прошла мимо нее, не привлекая к себе особого внимания. Ее сердце билось невероятно часто, как будто она слишком быстро бежала. Хотя она всего лишь сидела на скамье. Боль в спине также не прекращалась. Она старалась не обращать на нее внимания, поскольку это болезненное ощущение уже некоторое время было ей знакомо. Она старалась дышать ровно и каждые три минуты повторяла себе, что все должно скоро закончиться.
– Что с тобой, Лиза? Тебе больно? – тихо спросила Мари.
– Нет-нет. Все в порядке. Я очень рада, что ты со мной, Мари.
Снова зачитывались бесконечные трактаты, Клаус соглашался с чем-то, она делала то же самое. Лизе было уже все равно, она бы, наверное, даже согласилась, если бы ее спросили, согласна ли она сейчас прыгнуть в Лех. Судья с презрением посмотрел в ее сторону, надел очки в золотой оправе, пролистал лежащую перед ним папку. Клаус по какой-то причине уставился на Мари. Два господина в черном писали что-то, словно соревнуясь между собой. Где-то в зале жужжала муха, одна из немногих, стойко пережившая зиму, несмотря на запах мастики для пола. Лиза почувствовала, как напряглась спина, живот стал твердым, стало трудно дышать.
– …что вы разведены с 15.03.1925. Судебные издержки, которые возникли перед судом…
– Наконец-то, – прошептала Мари, сжимая ее руку. – Все свершилось, Лиза. В середине марта ты наконец свободна.
Ей тяжело было этому радоваться, поскольку она чувствовала себя ужасно. Что-то происходило в ее животе, чего она раньше не испытывала, и не было способа повлиять на это. Мари поддержала ее, когда она встала. Клаус подошел к ней и пожал руку.
– Поздравляю, Лиза, – сказал он с ухмылкой. – Ты избавилась от меня. Нет, моя дорогая, я не это имел в виду. Я знаю, что ты для меня сделала. Не думаю, что у меня когда-нибудь будет лучший товарищ, чем ты.
Он сопроводил ее из зала суда, обращаясь главным образом к Мари. Как у нее дела? Он слышал о ее ателье, и, похоже, она преуспевает как деловая женщина.
– Я безмерно восхищаюсь вами, милостивая госпожа. Какой талант дремал в вас долгие годы, чтобы расцвести только сейчас.