Непорочная для Мерзавца

Ответ приходит вместе с последними гостями: Габриэлем, его матерью и девушкой, которая, судя по цепкой хватке на его локте, пришла с ним. Ее лицо кажется смутно знакомым, но я избавляюсь от этой мысли, ведь гораздо важнее другое — я стала такой нервной из-за него, Габриэля. Он заразил меня, словно вирус, и от терпения и благоразумия остались жалкие испорченные баррикады.

Я с облегчением опускаю взгляд в бокал с коктейлем и, кажется, провожу так первую половину вечера. Изредка поворачиваюсь, чтобы обмолвиться парой слов с Димой, охотно поднимаю бокал, присоединяясь к пожеланиям счастья, любви и других слов, которые принято говорить в таких случаях. И мне даже почти удается отделаться от мысли, что я — микроб на стекле под микроскопом с увеличительной способностью Хаббла[2], мать Габриэля откашливается и, постукивая кончиком ножа по бокалу, просит слова. Весь вечер она мило шутила, и даже общалась с Димой, но именно сейчас отвратительное предчувствие пробирает меня до костей.

Она говорит длинную речь, наполненную уместным в этом случае пафосом, но каждое слово выкручивает меня про спирали вверх, туда, где кончаются все предположения, чем же она закончить эту театральную миниатюру. Ни малейшей мысли по этому поводу.

— Надеюсь, когда придет время, мой брат, и мой сын встретят таких же достойных девушек, которые украсят собой нашу семью, — заканчивает она до противного спокойно. — Не всем суждено встретить настоящую любовь с первого раза, но всем даны глаза, чтобы разглядеть подделку.

За столом виснет неловкая пауза. Мать Габриэля поднимает бокал и мне так сильно хочется, чтобы все гости просто встали — и ушли, что за это я готова продать душу дьяволу. Но это было бы слишком сказочно, поэтому весь тост сводится к послевкусию: «мы сделаем вид, что ничего не поняли и просто запьем эту дрянь свежей порцией «Дайкири».

Я отодвигаю свой коктейль нетронутым. Просто кладу пальцы на стеклянный кругляш ножки и медленно толкаю прочь от себя. И нарочно скребу ногтями по полированной столешнице, и, по-моему, даже улыбаюсь сквозь зубы.

— Что-то не так? — слышу обращенный ко мне вопрос.

Поднимаюсь, плюю на то, что опрокидываю стул и грохот нарушает чью-то счастливую идиллию. Я должна посмотреть в лицо своему страху, потому что, в конце концов, это просто смертная женщина, даже если она богатая расфуфыренная стерва и собственном прокрустовым ложем[3], куда я никак не укладываюсь.

Когда я смотрю на нее, то на миг в глазах Валентины проскальзывает что-то вроде удивления, и даже эту мелочь я записываю на свой счет. Не такой уж я отважный вояка, чтобы брезговать маленькими победами. Что, богатая стерва, не ожидала? Думала, кролик подожмет уши?

— Для женщины вашего круга и образования, Валентина, вы слишком грубо ерничаете.

Цинизм не любит пошлости. Попробуйте в следующий раз быть чуточку оригинальное, прямолинейность удел хабалки с рынка, а не тетки будущего президента. Ну или обратитесь к Диме: уверена, у него есть пара грамотных менеджеров, которые поработают над вашими высказываниями. И да, я не буду пить за этот поганый тост.

— Валентина, прекрати, — рычит где-то поблизости Дима, но я уже выпала из этой системы координат и улетела в другую солнечную систему, чтобы найти более благоприятную планету и прилипнуть к ее орбите. Хорошо бы, чтобы бона была полностью необитаемой и за поясом астероидов.

О чем я только думаю?

Я смазываю горечь улыбкой и демонстративно откланиваюсь в пояс, потому что уже не важно, буду ли я пай-девочкой или пацанкой с полным ртом нецензурных слов. Меня только что демонстративно расчленили и все присутствующие выпили мою кровь, так что пусть катятся к черту. Нужно быть честной хотя бы самой с собой — я человек не из их круга, и никогда не стану такой, как они. Я притворщица и дрянь, но я хотя бы не вытираю ноги об чужие души.

И самое главное — если я немедленно отсюда не уйду, то и сама превращусь вот в такую «Валентину»: бессильную в собственной злобе одинокую королеву жизни на троне из кроличьих костей. Но сегодня она по крайней мере не станет выше за счет моей сломленной спины.

Хорошо, что здесь, куда ни выйди — всегда окажешься на пляже. Я стягиваю босоножки кончиками пальцев на ногах, и оставляю за собой, словно две громадные хлебные крошки. Дима меня догонит, но сейчас он делает то, что ему диктует политическая дрессировка: ставит на место оппозицию, крушит несогласных убийственными аргументами и проводит блестящие дебаты. Почти жаль, что не на камеру.

Может быть, я заблужусь среди этого неба? Потеряюсь среди звезд? Ну или на крайний случай сбегу в джунгли, и может быть проживу там счастливую, но короткую жизнь человека с минимальным набором прививок от всяких тропических болезней.

Эта мысль так меня заводит, что какую-то часть пути я просто бегу: подобрав легкую юбку до самых бедер, врезаясь пятками в песок, подальше ото всех. И только когда свет от «цивилизации» теряется в тусклой полоске у меня за спиной, останавливаюсь, чтобы перевести дух. И просто падаю на песок, скручиваясь раковиной.