Непорочная для Мерзавца

Наверное, поэтому не чувствую ни рук, ни ног, только колючую проволоку вокруг сердца, которая стягивается так сильно, что треск проколотой кожи заставляет меня кровоточить слезами.

Габриэль зарывается пальцами в песок, тяжело дышит, пока Дима кружит надо мной и заботливо кутает в накидку. Она вся в песке и царапает кожу, но это немного отрезвляет, потому что я полностью пьяная от этого поцелуя.

И паника снова подкатывает к горлу, грозя превратиться в новый приступ.

Мне страшно, потому что случившееся — ниспосланное выше персональное откровение.

Впервые за два года я поборола приступ без баллончика. Я умирала. Я чувствовала, как сердце, словно отчаянный, но невезучий бегун, еще пыталось побороться на длинной дистанции, но каменело от каждого удара.

И вдруг — вкус ненависти на губах, от которого отчаянно захотелось жить.

— Я тебя убью, Габриэль! — беснуется Дима, отодвигая меня за спину

А Элу, как всегда, плевать на чужие угрозы: он встает и, глядя Диме в глаза, хрипло смеется, и скалит окровавленные зубы.

— Ты мудак, — отвечает Диме, когда тот яростно прет на него, хватает за грудки и еще раз заносит кулак. — Да я бы трахнул ее прямо здесь. Может, свалишь, пока мы развлечемся?

Дима бет его еще раз, и я вскрикиваю от хруста костяшек, впечатанных в челюсть.

— Повтори, что ты сказал? — требует мой жених.

— Что твоя девка на меня потекла, — отвечает Габриэль, и получает новый удар.

Дима держит его за ворот, и просто методично, как отбойный молоток, разбивает лицо.

А Габриэь даже не поднимает руки, не пытается защищаться, но после каждого удара смеется еще громче, пока его лицо не превращается в кровавое месиво, и Дима тащит его к воде, чтобы швырнуть в океан, словно грязный носок.

— Хватит! — ору я, но голос теряется в злобных выкриках Димы и уже слабеющем смехе Габриэля.

Я должна что-то сделать. Должна, наконец, прекратить этот кошмар. Поэтому, собираюсь в кулак, бреду к Диме и пытаюсь схватить его за руку, которой он методично колотит Габриэля, словно боксерскую грушу. Но он стоит спиной, а я никак не даю о себе знать, и когда я пытаюсь его остановить, Дима слепо, на одних рефлексах, поворачивается — и бьет меня кулаком. Но видимо в последнюю минуту понимает, кто перед ним, и пытается как-то увести от меня удар, поэтому кулак счесывает щеку и отправляет меня в полет на спину. В глазах расцветают то ли красные маки, то ли красная сакура, но ясно одно — я медленно вываливаюсь из реальности, сползаю по отвесной стене, как испорченная детская игрушка «лизун».

— Кира… Черт, Кира…

Его запоздалые извинения обрываются на полуслове неприятным хрустом, от которого я немного трезвею и начинаю карабкаться вверх, удирая от беспамятства. На фоне ночного неба хорошо видна фигура Габриэля — он стоит ровно, даже не шатается, только зло, словно нашел виноватого, срывает с себя рубашку буквально по кускам: сначала рукава, потом остальное. Пуговицы с мелодичным «бульк» падают в воду.

Кровь из разбитого рта и носа течет по подбородку, расползается по шее жутким воротником. Он потирает кулак, которым только что поставил Диму на колени, и, не глядя в мою сторону, говорит:

— Может хватит корчить целку, Кира, и пора все рассказать? Или ты успела зашиться и уверена, что тебя не поймают за руку?

Только что мне хотелось защитить его. Всего пару секунд назад я думала, что даже Габриэль со всеми его грязными словами и оскорблениями не заслужил такие побои. А теперь злость клокочет внутри разбуженным Везувием и отчаянно хочется повернуть время вспять, чтобы сидеть на берегу и наблюдать, как Дима превратит его красивое лицо в сложную задачку для пластического хирурга.

— Я тебя все-таки убью, — рычит Дима, поднимаясь с колен и подтирая разбитым кулаком кровь с губы. И уже мне, с сожалением: — Кира, я не знал, что…

— Ты не знал… что? — перебивает его Габриэль.

И на этот раз смотрит на меня сверху вниз, изучает, словно свалившегося с Плутона пришельца. Я знаю, что это лишь прелюдия перед тем, как он пустит в ход скальпель, но я не собираюсь подыгрывать ему покорной лягушкой на разделочном столе.

— Я работала в эскорте, Дима, — говорю на удивление четко и ясно. Кажется, самая моя осознанная и правильная речь за весь вечер, не считая плевка в лицо Валентине. — Прости, что не сказала сразу.

Я вижу, как под мокрой тканью напрягается его спина. Как он медленно поднимает плечи в беззвучном вдохе и так же медленно их опускает. Я хочу сказать, что действительно сожалею, что не сказала раньше, хоть должна была и единственная причина моего молчания — простое малодушие, страх снова остаться одной. Но, кажется, уже все равно слишком поздно.

Габриэль сплевывает на песок, и со словами: «С королевы, наконец, упала корона», проходит мимо, нарочно задевая Диму плечом так, что того разворачивает на девяносто градусов.

И как только мой личный обвинитель исчезает из виду, меня прорывает фонтаном слов.