Непорочная для Мерзавца

Или это всхлип удовольствия, когда его рука опускается мне между ног, и пальце перекатывает напряженный клитор?

Я открываю рот, но не произношу ни звука, потому что Эл закрывает его поцелуем. С коротким стоном, язык проникает между моих напряженных губ, целует, вбирает каждый мой звук, каждую ноту стона, который наполняет живот и грудь, и подступает к гортани вместе с непреодолимой потребностью немедленно почувствовать его между ног.

— Хочешь меня? — требует ответ, размыкая поцелуй.

Палец уже у меня между ног — скользит по влаге. Эл усмехается, прибавляет второй и проникает внутрь. Ни нежности, ни терпения — мы взвинчены, мы как двое безумцев пляшем на остром крае бритвы, режем себя в кровь каждой секундой ожидания.

Он растягивает меня пальцами, вперемешку с грубостями, рассказывает, какая я тугая, как он сходит с ума от одной мысли, что войдет в меня так глубоко, что я буду чувствовать его в горле.

Я хочу смотреть на все, что он делает.

Я хочу видеть каждое движение.

И почему-то краснею, когда взгляд натыкается на собственные соски, темные и влажные от его слюны. Мои ноги дрожат, живот втянут, кажется, до самого позвоночника, и артерия под кожей дрожит в районе пупка в сумасшедшем ритме. Я вижу, как пальцы Габриэля скользят внутрь меня, как его вторая рука нервно справляется с пуговицей брюк. Звук расстегнутой молнии царапает нервы. Он только немного стаскивает брюки вместе с бельем, но тут же прижимается ко внутренней части бедра своим твердым членом.

— Блядь, Кира, я вообще без понятия, как тебе трахать, если уже сейчас готов кончить тебе на живот, — кается он, и прижимается мокрым лбом к моему лбу.

Я еложу задницей по столешнице: раздается скрип, что-то с шелестом падает на пол.

Плевать.

— Эл, хочу тебя, — шепчу ему в рот. — Хочу во мне. Хочу прямо сейчас. Сделай мне больно, мой Агрессор.

Он толкается в меня одним тяжелым ударом. Бьет, словно молот — сразу до основания.

Влажный шлепок.

Скрип.

Его грязные словечки, от которых улетаю так далеко, что отсюда созвездия кажутся огромными, как фейерверки, и прямо над головой.

Он вбивается в меня короткими рывками: не жалит, не щадит, не дает привыкнуть к себе. Просто растягивает, наполняет, кричит каждым движением: ты все рано возьмешь меня всего, потому что ты — моя.

Задушенный стон огнем горит на губах.

Наверное, нас слышно.

Наверное, я не смогу выйти из этой кладовки, но сейчас я хочу только одного — быть заполненной до краев.

Удар за ударом, он выталкивает нас к краю пропасти, в последний момент окатывает горящим взглядом и одними губами:

— Люблю…

И с рыком, до упора, насаживает меня на себя, запуская по венам чистый адреналин.

В тишине кладовки наше дыхание похоже на судорожные попытки утопающего наглотаться воздуха в два горла. Мои руки на плечах Эла, и я чувствую, как промокла его рубашка, дорогой шелк прилип к телу, словно вторая кожа. Он так умопомрачительно пахнет в этот момент, что я не могу не поддаться искушению: зарываюсь носом в ямку у него за ухом, с шумом втягиваю все до капли. Возможно, именно сейчас, после бурного секса, работает какая-то химическая реакция, или мне просто хочется найти логическое объяснение нелогическим вещам, но еще никогда Габриэль Крюгер не пах так соблазнительно, как сейчас. Я готова прилипнуть к нему, готова просочиться под кожу, втереть себя, словно соль в каждую рану у него на коже, лишь бы никогда больше не расставаться.

Но проходит еще минута и мы все-таки отрываемся друг от друга. Я почти слышу фантомный звук, словно разорвали надвое бумажное сердечко, и в груди неприятно ноет.

Как-то торопливо одеваемся, приводим себя в порядок, и я с ужасом осознаю, что остаток вечера буду ходить без белья. А как только эта мысль бьет в голову, Эл наклоняется и поднимает с поля лоскуток, выразительно комкая его в кулаке.

— Кира, я тебя только что трахнул в подсоке, а ты снова краснеешь. — Эта улыбка триумфа… Я бы стукнула его чем-нибудь, но просто не могу, потому что он в самом деле победитель. И глупо отрицать очевидные вещи, ведь я хотела этого каждый день, каждый час все две недели.

— Я плохо сплю, — говорю прежде, чем защитный механизм накладывает печать на мой рот.

Габриэль наваливается плечами на стену, приподнимает бровь, давая понять, что готов уделить мне еще пару минут своего драгоценного времени.

— Я плохо сплю… без тебя, — выцарапываю из своего горла.

— У нас одинаковые проблемы, Косточка.

Косточка.

Значит, в прошлый раз мне не послышалось.

Может и то, другое слово тоже не было плодом моего больного воображения. Может быть, даже мое личное Чудовище способно сказать что-то от всего сердца? Или это был просто порыв, импульс? Говорят, мужчины часто говорят нежности во время секса, хоть Эл, кажется, наоборот матерится, как сапожник.

«Скажи мне это. — мысленно упрашиваю его, потому что скорее умру, чем попрошу вслух. — Просто скажи. Это ведь всего одно слово, пять букв».