Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

Поднялся ужасный ветер и долго не стихал. Жители северной части города утверждали, что он дул на юг, жители южной — что на север. На восточной стороне клялись, что потоки воздуха двигались на запад, а здесь, на западе, направление зависело от удаленности от места события. Такого просто не могло быть, разве что нечто пробило дыру в ночи, в которую вытянуло весь воздух, как это бывает, если на высоте разбить иллюминатор в самолете.

Может, так все и было.

Говорили, что той ночью в лесу видели нечто — просто огромное, выше самых высоких деревьев. Кто-то видел клубящееся облако, другие клялись, что сквозь лес шагали гигантские ноги, поросшие черной шерстью и оканчивающиеся раздвоенными копытами. Облако с ногами? Почему бы и нет. Что-то же переменило основы миропорядка в этом городе. Точнее, не позволяло переменам свершиться.

Бетани не могла вспомнить, когда впервые услышала, как кто-то, понизив голос, говорит о Черной Козе Лесов с Тысячным Потомством[11]. В детстве это была такая же естественная вещь, как Санта-Клаус и Зубная фея.

— Как думаешь, оно вернется сюда? — спросил Мэтт. — Это случится так же?

— Не знаю.

— Бисли или кто-то из них — никто не говорил, чего нам ждать? Даже при смерти и под мощными препаратами?

— Нет.

Он бросил на нее совершенно незнакомый взгляд. Мэтту всего тридцать два, но у него уже столько морщин.

— Ты ведь рассказала бы? Ты бы не скрывала это ради моего спокойствия?

На короткий миг ей показалось, что он знает об аборте, о том, что она предпочла выскрести из себя живое продолжение их обоих, нежели позволить ему родиться на свет ради мучительно краткого рабского существования.

— Большинство из них, — ответила она, — по-моему, не были честны даже с собой. Они и не признали бы, чьих рук это дело, и уж тем более не говорили о возможных последствиях. Не с нами, по крайней мере. Да и зачем им? Они понимали, что к этому времени их здесь уже не будет.

— Да, но… у них были дети, внуки.

— В отрицании можно зайти достаточно далеко, если захотеть.

Они гуляли. Мэтт пил, размышляя над вопросами, ответы на которые они никогда не получат.

— Как в таком городе могло произойти нечто подобное? — спрашивал он. — Не думаю, что кто-то этого хотел.

— Понятия не имею. Но, что бы ни случилось, они определенно приложили к этому руку.

— Сначала, ну, я имею в виду, когда они только начинали, это наверняка был обычный городок с претензией на «Клуб адского пламени».

— «Клуб адского пламени»? — это что-то новенькое. — Звучит зловеще.

— Вовсе нет. Всего лишь кучка высокопоставленных английских и ирландских политиков и прочих внешне благопристойных господ, которые хотели развлечься. Им нужен был повод для сборищ, куда можно пригласить шлюх и почувствовать себя крутыми плохими парнями, — Мэтт взглянул на нее и в ответ на немой вопрос, откуда он все это знает, продолжил: — Когда-то я интересовался такими темами. В какой-то момент в детстве я заметил, что от всех моих любимых групп и исполнителей веет опасностью. В их текстах проскальзывало, будто они знают что-то. Тайны. Они вели себя так, будто им известно нечто, другим недоступное. И это казалось таким настоящим… Иначе как бы они добились всего, чего добились? Но в конце концов я понял, что это просто часть имиджа.

— Наверное, ты разочаровался.

— Даже не знаю, что хуже, — Мэтт бросил пустую банку на землю, потому что не было никакого смысла в поддержании порядка. — Решить, что это бред, или признать, что в этом что-то есть и эти придурки были единственными, кто до такого додумался?

* * *

В следующие дни состояние Бисли оставалось стабильным, но слухи о произошедшем просочились за пределы больницы. Подобное не скроешь. Каждый житель Таннер-Фоллс был кровно заинтересован в том, чтобы Бисли выжил, а его настойчивые попытки умереть посеяли новую волну тихой паники.

Кто-то думал, что они уже давно прошли этот этап? Как бы не так.

Утром в свой выходной Бетани выглянула из окна на шум: семья Хендерсонов, живущая через три дома на противоположной стороне улицы, набивала седан вещами. Семейная пара средних лет и сын за двадцать, продолжавший жить с родителями, так как работать ему было особо негде. Они в спешке таскали вещи, спорили и бранились. Блеснули напоследок задние фары — и семья уехала.

Будто они первые.

Если это началось в ее районе, значит, и в других страх гонит жителей попробовать еще раз, уповая на мантру всех отчаянных: «Может, в этот раз все будет по-другому».

Что ж, блаженны верующие.

За последние двадцать лет почти каждый, кто был на это физически способен, хотя бы раз пытался покинуть город. Попытки провалились, все до единой. Первые еще ничего не подозревали и просто ехали за лучшей жизнью. Последние бежали в ужасе, подстегиваемые самой невозможностью других уехать и расползающимися слухами о том, почему город отвергал любые попытки осовременить его и привнести перемены.