Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

Обновленные шрамы

Когда я увидел ее впервые за четырнадцать лет, у меня возникла совершенно нежеланная ассоциация: с теми рекламами, которые пытаются отпугнуть людей от кокаина и кристаллического мета с помощью серии фотографий, на которых катится под откос чья-то жизнь. Женщина — это всегда женщина. От инженю до карги — за шесть или восемь шагов.

На последних трех фотографиях откос неизменно превращается в обрыв, на дне которого — острые камни. Но настоящая драма, настоящая трагедия — на той, что им предшествует. Это фотография поворотного момента, переломной точки, когда эта женщина еще могла отойти от края. Однако следующие три снимка существуют, поэтому ты знаешь, чем все закончилось. Ты смотришь в ее глаза в этот поворотный момент и знаешь то, чего не знает она. Ты знаешь будущее. Ты знаешь концовку.

Вот о чем я подумал, когда вновь увидел Лорелею. О том, что она стоит как раз в этой переломной точке. Я мог смотреть на нее сколько угодно, и никого из нас это не смутило бы.

Я нашел ее в соцсетях. Где еще?

Но это было в каком-то смысле хуже, чем если бы я столкнулся с ней в магазине в неудачный день. Она сама решила показать миру этот образ. Она не пыталась скрыть, в каком состоянии находится, и либо не понимала, насколько это очевидно, либо ей было все равно.

Но вот что странно — даже тогда я был уверен, что это не мет, не кокаин и не что-то подобное. Хотя у нее был такой же, как у наркоманов, отсутствующий вид, который постепенно проникает под кожу и начинает просачиваться вглубь глаз, все еще ярких и внимательных, но уже тронутых животной паникой — глаз человека, который пока еще способен бороться.

И все-таки: никакой химии. Дело в чем-то другом. Я точно это знал.

Что было в следующие пятнадцать-двадцать минут? Да вы и сами понимаете. Я прочитал информацию в ее профиле, пару страниц постов, начал просматривать фотографии. Увидел две своих: я и Лорелея лет пятнадцать или шестнадцать назад. На обеих у нас была причина улыбаться, причина смеяться, но самое главное — мы выглядели уверенными в том, что будущего бояться не стоит.

Если бы вы вернулись в прошлое, смогли бы вы рассказать молодому себе правду?

В те дни, когда я любил Лорелею — эгоистичной, самоуверенной любовью, типичной для еще не повзрослевших студентов, — она увлекалась фотографией. И, судя по всему, сохранила это увлечение до сих пор. У нее на странице было около двадцати альбомов, большинство — тематические, и я решил заглянуть и в них.

Я помнил девушку, которая любила фотографировать цветы и деревья, ручьи и птиц, рассветы и закаты. Я помнил девушку, любившую яркие, насыщенные, чистые краски.

Она превратилась в женщину, ставшую жертвой цветовой слепоты. Даже не слепоты — апатии. Мир оставался ярким, но Лорелея отвернулась от него. Она проводила кучу времени в местах, где царили разруха и запустение. Дома и больницы, фабрики и фермы — все они были покинуты людьми многие годы, а порой и десятилетия назад. Некому было красить или ремонтировать их, и они превращались в серые, гниющие руины, лишенные цвета и жизни.

И все же…

Они обладали своего рода осыпающейся красотой. Лорелея умела запечатлевать ее, словно это были современные версии каменных кругов и ветхих аббатств, на поиски которых туристы тратят по полдня.

Странности начались с альбома с фотографиями пустого торгового центра в каком-то городишке Северной Каролины, так и не дождавшегося внутренней отделки, заказанной много лет назад. Все окна его были заколочены фанерой, теперь сломанной, открывающей разбитые стекла. Здание окружал бесполезный забор из проволочной сетки, в которой было столько дыр, что она обвисла и скрутилась, как бумага.

Одна серия снимков изображала фигуру, стоявшую на крыше, достаточно далеко, чтобы нельзя было разглядеть детали, достаточно близко, чтобы то, что ты различил, заставило тебя ощутить… что именно? Наверное, облегчение от того, что ты находишься не там. Больше похожая на смутный силуэт, фигура стояла в причудливой позе, ее изодранное пальто трепал ветер, и она, казалось, смотрела прямо в объектив.

Нет. Прямо сквозь объектив. Прямо в будущее, в глаза всем тем, кто осмелится встретить ее взгляд.

Из всех фотографий, которые я просмотрел, эти собрали больше всего комментариев. Похоже, они никому не понравились. Часто возникали вариации на тему слова «псих». Даже тем комментаторам, что хвалили технику фотографа, не нравились ощущения, которые вызывали у них эти снимки.

Наконец, кого-то одолело любопытство:

За этим последовал хор просьб. Пожалуйста. Расскажите. Конечно же, мы вам поверим. Прошло больше недели, прежде чем она ответила.

Увидев это, я улыбнулся. Она до сих пор использовала это выражение. Какой-то душный старый англицизм, подцепленный ею в колледже, или пародия на душный старый англицизм. Я не знал ни одного душного старого англичанина, поэтому ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь заканчивал фразы словами «а то нет?» в значении «не так ли?» или «я права?».