Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

Как ни странно, местная полиция в таких случаях держалась в стороне и вмешивалась только тогда, когда дело доходило до насилия. Горожане жаловались, но Бейли понимала логику полицейских — будет гораздо труднее поддерживать порядок, если люди начнут думать, что ты заступаешься за любимчиков, когда дело касается мелких краж вещей, которые были оставлены у всех на виду, на общественной территории.

«Если нам нужна привилегия общения с мертвыми, — подумала она, — мы можем рассчитывать только на себя».

Раз уж она все равно была здесь и боялась идти домой, Бейли решила исполнить гражданский долг и заступить на неофициальную вахту. Она сбегала в соседний квартал, в кофейню «Пляшущий боб», купила там горячий шоколад, вернулась с ним на площадь, уселась на одну из скамеек, с которых открывался вид на ожидающее пугало, и стала следить за тем, чтобы все было по правилам.

Она чувствовала это, лавируя между пешеходами по пути в кофейню и обратно, и чувствовала теперь, сидя на скамейке: утренний пыл сменялся дневной нервозностью. Казалось, что небо темнеет слишком быстро, солнце ослабло и тучи нависли над самым городом, словно крыша, укрывающая его от взгляда Бога. Порывистый ветер, от которого дрожали как листья, так и стекла, принес с собой холод.

«Нам нужно было уехать отсюда, — подумала Бейли. — Уехать, пока не родился Коди, как мы и собирались. Дрю все равно бы умер… но нам не пришлось бы до сих пор ждать, не вернется ли он домой».

Со скамейки ей были видны сине-белые клетки рубашки, красный лак гоночной машинки.

«Ну давайте, — думала она. — Приходите уже и заберите их. Я даже не стану возражать, просто притворюсь, что не вижу вас».

Вскоре у нее появилась надежда: укутанная в шарф женщина подошла к пугалу и окинула подношения внимательным взглядом, не добавив к ним своего. Но потом она направилась к другой аллейке, не спеша уходить с площади. В профиль и со спины трудно было понять, кто это, однако как только женщина села на другую скамейку, Бейли смогла ее разглядеть и узнала Мелани Пембертон.

Могла бы и сама догадаться.

Мелани приходила сюда каждый Хеллоуин с тех самых пор, когда ее младшую сестру Анджелу постигла кошмарная судьба. Приходила рано, оставалась допоздна; должно быть, если бы ей вручили метлу, она и улицу бы подмела.

Мелани впервые заметила Бейли, поняла, что та на нее смотрит, и наступил тот неловкий момент, когда обе они не знали, стоит им вновь притвориться, что они не видят друг друга, или объединить усилия. «А почему бы и нет». Бейли указала на свою скамейку, и Мелани подошла к ней.

Она была темноволосой; за прошедшие три года лицо ее сделалось суровым, почти ожесточенным… но Бейли думала, что понимает сжигающую Мелани нужду, и не осуждала ее. Если сегодня ночью Дрю не придет, она будет уверена, что на этом все закончится. Она сможет отпустить прошлое. А не приходить сюда год за годом в надежде на второй шанс. Но, как и говорил Трой, обстоятельства Мелани были куда сложнее.

— Даже в детстве я не могла понять, почему мы оставляем вещи, — сказала Мелани. — Оставляем вещи, а сами уходим. — Слово «вещи» она произносила так, словно оно означало что-то неприятное, например, «медицинские отходы». — Это мы должны здесь ждать. Но нет. Мы принимаем на веру, что бездушные предметы лучше нас справятся с тем, чтобы призвать людей, которых мы якобы любим.

Бейли никогда не смотрела на это с такой стороны — да и вообще, кто знает, на чем основывались такие старые традиции? Скорее всего, сто шестьдесят два года назад в здешних местах те, кто в октябре не тратил всякую секунду бодрствования на сбор урожая и подготовку к зиме, умирали от голода и холода задолго до весны.

Казалось, Мелани просто злится. У нее были хорошие причины, чтобы злиться.

— У тебя ведь нет детей? — спросила Бейли.

— Приводить детей в такой мир? Вот уж нет. Вот уж нет.

— Я просто хотела сказать, — продолжила Бейли, — что до определенного возраста дети видят душу во всем. Для них все в какой-то степени живое. Кто знает, может, им известно что-то такое, о чем все мы уже забыли? И, может, те, кто умер, это вспоминают. И счастливы видеть знакомую душу, которая… ну, не знаю… беззаветно их любила, например?

Мелани сидела, обдумывая ее слова. Что ж, она хотя бы не пережевывала их и не плевалась ими в лицо Бейли.

— Беззаветно, — тихо повторила Мелани. — Это ведь очень трудно.

Бейли поболтала стаканчиком и заглотила остывшее какао.

— Шоколад беззаветно любить легко. А вот все остальное…

Мелани легонько усмехнулась — быть может, просто из вежливости. И провалилась обратно в черную дыру.

— В тот день, когда она исчезла, мы с Анджи… мы жутко поругались. Наговорили друг другу ужасных вещей. В основном я. Я их наговорила. — Она склонила голову в молитве, не обращенной ни к кому, а потом резко ее вскинула. — Именно в этот день, представляешь? Именно в этот день.