Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

Бейли хотелось что-то ей сказать, что угодно, те автоматически приходящие на ум слова, которые, как тебе кажется, еще никто и никогда не говорил. Но, разумеется, Мелани их уже слышала, слышала столько раз, что ее тошнило от этих слов, и тошнило от людей, которые продолжали изливать их на нее, точно обретенную мудрость.

Поэтому Бейли прикусила язык, положила руку на ладонь Мелани и держала там, пока та не кивнула; установившееся между ними понимание не нуждалось в словах, и Бейли почувствовала, что пора убирать руку. Мелани смотрела на пугало, и, если бы для этого достаточно было одного только желания, оно должно было бы немедля соскочить со своего креста и пуститься в пляс.

— А ведь мне это помогло. То, что ты сказала, — судя по голосу, это удивило и ее саму. — Правда помогло. Но знаешь что? Лишь одно может заставить меня почувствовать, будто я могу наконец оставить прошлое позади.

— Я знаю.

Мелани встала и поправила шарф.

— Удачи тебе сегодня ночью, — сказала она — редкое пожелание, которое могло сбыться двумя совершенно разными способами.

* * *

Настал вечер, и привел за собой ночь.

Улицы начали заполняться задолго до заката и уже не опустевали: люди занимали места с хорошим видом, чтобы не полагаться на чужие слова, передающиеся сквозь толпу. Казалось, будто каждый, кого Бейли видела днем, привел с собой пятерых, а то и десятерых человек, и все они сгрудились вокруг центра площади. Когда ее перестало хватать, опоздавшие начали заполонять улицы между низкими кирпичными зданиями городского центра.

Здесь точно были сотни людей. Тысячи? Возможно. Бейли ощущала спиной их напор, их взгляды и ожидания. А Коди? Он не обращал на это внимания. Как и его отец, он был способен не замечать того, чего ему не хотелось или не нужно было слышать.

Бейли склонилась к нему, вспомнив, как утром он собирался попросить Дрю, чтобы тот забрал его с собой.

— Ты придумал, что еще скажешь папе, если он придет?

Коди кивнул с таким грустным видом, какого не должно быть у шестилетнего мальчика.

— Ага.

— Не хочешь мне об этом рассказать? Поделиться со мной?

Коди подумал и покачал головой.

— Ну ладно.

Да, это было больно — ведь снова от нее закрылся, — но Бейли им гордилась. «Молодец, — подумала она. — Когда-когда, а в этот день точно нельзя доверять никому».

Они сидели у подножья креста — якобы привилегированная позиция — на одеяле, сложенном вчетверо, чтобы оно не занимало слишком много места и — менее эффективно — защищало их зады от холода влажной осенней земли. По обе стороны от них тесным рядком сидели другие осиротевшие. Кэндес Хьюи — ей точно было не меньше восьмидесяти — не сводила глаз с медали мужа. Для Ральстонов, Эллиса и Кристин, истинным севером был тот жалкий плюшевый мишка; судя по виду Кристин, она совсем недавно перестала плакать и готова была снова начать, если бы хоть капля дождя упала не так, как нужно. Были и другие, уже больше десятка, и все они сидели слишком близко к своим соперникам в этом тихом соревновании.

Коди час как вернулся из похода за сладостями; Бейли стащила с него костюм и натянула на него свежую одежду в школьном туалете. Возможно, он в этом не нуждался, но она все равно налила ему горячего шоколада из термоса, который наполнила в «Пляшущем бобе», чтобы хоть ненадолго оттянуть неизбежный гипогликемический обвал.

Она снова наклонилась к сыну.

— Ты ведь знаешь, что папа тебя очень любит. Если сегодня вернется не он, это ничего не изменит. Это не будет значить, что он тебя разлюбил. Ты же понимаешь?

— Наверное, — ответил он.

— Мы не знаем, как все устроено там, где он сейчас. Как они все решают. У нас есть свои правила, но мы не знаем, какие правила у них. Понимаешь?

Коди посмотрел на нее с внезапным подозрением.

— А почему мы не знаем? Почему никто не спросил?

Она моргнула; только ребенок может заставить тебя почувствовать себя настолько глупо.

— У кого?

— У мертвых людей, которые возвращались раньше. Если это столько раз бывало, почему никто не спросил, какие у них правила?

Хороший вопрос. Может, он уже был в списке того, о чем Коди хотел поговорить с Дрю, а может, добавился туда только сейчас.

— Не знаю, — сказала она. — Возможно, люди и хотят об этом спросить, но забывают, потому что слишком волнуются.

На невысокий подиум взошел мэр и, как свойственно мэрам, произнес слишком долгую речь. Толку в ней не было никакого. Господи боже, эта традиция существовала сто шестьдесят два года, и вряд ли кто-то из собравшихся нуждался в напоминании, что сегодня за ночь такая. Все это уже происходило задолго до мэра и с большой вероятностью будет происходить и после того, как он начнет наводить тоску на обитателей другой стороны.

Ночь полнилась шепотками сотен бесед — учитывая количество людей на площади, звук был довольно тихий. Настороженная и ожидающая, Бейли почувствовала, как ее пронзило током, когда что-то толкнулось в нее изнутри, а потом устыдилась, когда поняла, что это был всего лишь ее телефон с отключенным звуком и вибросигналом. Она достала его и увидела свежее сообщение от Троя:

«Ну как, началось?»