Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

— Отведи ее в дом, — велел я Джине. — Я догоню вас, когда смогу.

Они посмотрели на меня так, словно я отправлял их в волчье логово. Но кто-то, где-то ждал то, что недавно было сварено в этом трейлере.

— И скажи им, чтобы не выставляли дом на продажу. Он будет мне нужен.

Шей, с мудростью, присущей мертвым, поняла все первой, и на лице ее я прочитал вопрос: «Что ты натворил, Дилан, что ты натворил?»

Я поцеловал их обеих в холодные щеки и повернулся к трейлеру прежде, чем успел струсить и нарушить самое жестокое условие сделки.

Потому что за все нужно платить. Во всем необходимо равновесие. И в жизни каждого наступает момент, когда он осознает, что превратился в то, что ненавидит сильнее всего.

Теперь разносчиком чумы стал я. Другого выхода не было.

И хотя я знал, что это будет святое дело, они все равно не могли вымереть достаточно быстро.

Мертвый ветер перемен

Только за последние три месяца Бисли умирал трижды. Каждый раз его откачивали, но сделать это становилось все труднее и труднее.

В первый раз его скосил обычный инфаркт, и сердце запустили дефибриллятором; во второй пришлось делать баллонную ангиопластику.

И тут вмешался человеческий фактор. Жизненные показатели Бисли были в норме, а затем монитор вдруг выдал прямую линию. Как выяснилось позже, виной тому была высокая концентрация хлорида калия в капельнице. В этот раз пациента откачивали инсулином и глюкозой, добавив кальций внутривенно и сальбутамол в ингаляциях.

Последний раз оказался наихудшим. Катетерная инфекция, всегда начинающаяся с малого, захлестнула организм волнами бактериального заражения прежде, чем кто-либо сообразил, что происходит. В этом коварство катетерных инфекций: стоит им проникнуть через один катетер, и остальные неминуемо становятся источниками заражения. А в тело Бисли их понатыкали немало.

Когда кризис миновал и стало ясно, что Дональд Бисли протянет еще день, его оставили в покое. К этому времени его палату в больнице «Добрый самаритянин» можно было официально считать палатой реанимации.

А еще к этому времени Бетани усвоила не только порядок действий, но и то, что ее ждет по окончании процедур: «Ну, здравствуй, скачок адреналина, мой старый друг. Здравствуй, мнимое облегчение — сладкая ложь».

Едва кризис миновал и неизбежное удалось немного отсрочить, Бетани, медсестра в зеленой форме, по уже сложившейся традиции вышла в коридор, чтобы поискать знаки в небе за окном и тем самым сбросить напряжение.

Рассеивающиеся грозовые тучи или исчезающее нагромождение лиц, как из многолетнего кошмара. Необязательно это должно прийти с неба, на самом деле что угодно может послужить источником…

Того, что случится в тот день, когда они не смогут его откачать.

— Долго мы еще сможем поддерживать жизнь? — спросила Бетани лечащего врача, который исповедовал другой способ снятия стресса.

Вообще-то его звали Кавендиш, но почти все в больнице обращались к нему «доктор Ричард». Он закурил сигарету и затянулся так, будто только ради этого и жил. Один из тех врачей, кто продолжал курить, несмотря на все возможные последствия. Они его не волновали. Что доставляло немало проблем — ему, ей и всем окружающим.

— Сколько он еще выдержит? Он измотан, — повторила Бетани.

— Сколько потребуется, — ответил доктор Ричард. — Если будет нужно, я вскрою ему грудную клетку и буду качать сердце руками.

— А если без крайностей? Только честно.

Он работал в этой больнице еще тем летом, когда ей было восемь и она налетела на велосипеде на автомобиль. Годы его не пощадили.

— Я буду очень удивлен, если этот разговор повторится через месяц, — Ричард прикурил от первой сигареты вторую. — Достаточно честно?

Через несколько часов, когда смена подошла к концу, Бетани забежала проведать Дональда Бисли, чтобы уйти домой с чистой совестью. Еще одна привычка, выработанная после кризиса. Все равно что, проезжая мимо поврежденной дамбы, смотреть, не расходятся ли трещины. Одна из свободных медсестер сидела в кресле у кровати и присматривала за пациентом. За ним постоянно кто-то присматривал.

Череда смертей и реанимационных мероприятий сделала свое дело. В медкарте значилось, что Бисли семьдесят шесть, но выглядел он по меньшей мере на сотню.

Пациент все еще был без сознания, но рано или поздно он придет в себя, и этот момент Бетани надеялась не застать. Она свое отработала. Время от времени Бисли нес околесицу. Потом в голове прояснялось, и он снова умолял позволить ему умереть. И то и другое было просто невыносимо. Хнычущий и немощный, он дергал ремни, которые фиксировали его запястья и крепились к поручням кровати, и даже умудрялся выжать из своего иссохшего тела влагу для слез. Персонал опасался, что однажды он додумается прокусить себе язык в попытке захлебнуться кровью.