Очнулся я от переполнявших меня мыслей уже в автомобиле, где, сжимая в ладошке толстую пачку бумажных купюр, сидел на заднем сидении.
– Очнулся, герой? Еле тебя вырвал из рук ребятишек, – раздался голос «бати» с переднего сидения. – Давай приходи в себя. Сейчас едем, куда и собирались, – в институт, с нашими будущими ракетчиками и ядерщиками говорить… Готовься.
Спрятав деньги во внутренний карман, я снова затих. «Чего там готовиться? Все же вроде обговорили уже от “А” и до “Я»” Я выдавил из себя все, что мог, и даже немного больше…» Вообще сейчас, перед встречей с будущими, а по большому счету и сегодняшними «зубрами» советской фундаментальной науки, в частности Курчатовым и Королевым, я немного трусил.
Ведь, по-хорошему, что я им мог рассказать? Я, конечно, интересовался и американским и советским ядерным проектом, почитывал кое-какие интересные истории-факты о взаимном шпионаже по этой тематике и даже с большим интересом просмотрел свежие в моем времени фильмы об этой атомной дуэли – «Шпионская игра», «Атомная драма Владимира Барковского» и другие. Да, все это было. Однако выхлоп со всего этого был крайне малый. Я мог бы, наверное, назвать десятка два фамилий ключевых советских, немецких и американских ученых, которые сыграли основную роль в создании ядерного оружия, примерно столько же имен тех, кто участвовал в битве разведок, добывавших секреты ядерного оружия друг у друга. Вдобавок мне была отрывочно известна кое-какая хронология всей этой ядерной эпопеи. Это катастрофическая недооценка немцами мощи оружия на основе расщепления ядер и, соответственно, их опоздание; опережающая работа американцев в рамках Манхэттенского проекта и последующая направленность против СССР; запаздывание советского ядерного проекта и многочисленные препоны на его пути. Вот этим, по-хорошему, я и мог поделиться. Правда, такого рода информация была бы скорее полезна разведчикам, которые уже сейчас могли бы начать «копать» и в Германии, и в США.
«А в действительности по самой бомбе, что ценного я мог бы рассказать тому же самому Курчатову? Что такого, что бы ускорило работу советских ученых? О строении атомной бомбы из еще советского учебника физики в моей голове остались лишь крохи… Какой-то металлизированный шар весом около 50 килограмм, состоящий то ли из плутония, то ли из урана. Там же должен быть какой-то замедлитель, чтобы раньше срока не началась реакция деления ядер. Вокруг всего этого должны быть расположены заряды, собственно и служащие для приведения бомбы в действие. Еще мне вспоминалась какая-то пушечная схема сборки ядерной бомбы, которая вроде и использовалась в первом американском боеприпасе. В этом случае вроде в кусок урана, являющийся своеобразной мишенью, с помощью порохового заряда выстреливался другой кусок урана, служащий пулей и приводящий, собственно, к началу реакции ядерного вещества… Мать его, вот и все! Что отсюда может Курчатов взять ценного? А если что-то спросит о самом делении ядер, об особенностях образовании плазмы, о радиоактивности нового боеприпаса, о самом взрыве… Б…ь!»
К счастью, мои терзания, которые я испытывал на протяжении всей поездки на автомобиле, оказались напрасными. Встреча прошла очень по-деловому. Конечно, никакой, как говорится, дружеской обстановки не наблюдалось. Скорее, наоборот, царило скрытое напряжение, большая часть приглашенных ученых сидела как на иголках. Правда, некоторые из них, как я понял, имели на такую настороженность полное право, так как были только что вышедшими из лагерного барака. Вон наш выдающийся ракетчик Королев вообще выглядел словно долго голодавший вампир – худой, в сильно ношенном пиджаке, на лице землистого цвета сильно выпирали скулы и выделялись налитые безнадегой глаза. Он то и дело дергал головой, поворачивая цыплячью шею в стороны. Видно, он поверить не мог, что находится здесь. «Да уж, какие от него вопросы… Слушает, и ладно».
А накачанный мною «батя» держался очень хорошо. Вообще за последние встречи с советскими учеными он настолько вжился в роль зарубежного коммуниста, знающего все новейшие секреты иностранной науки, что порой вводил в сомнение даже меня своим уверенным видом. В своем отлично сидевшем костюме, с уверенной напористой речью, Михайловский старался вести себя так, чтобы создать впечатление у присутствующих о своей исключительной информированности. А на некоторые возникающие вопросы, на которые у нас не имелось никаких ответов, он с глубокомысленным видом отвечал, что по этой теме именно сейчас ведется соответствующая работа. «Вот же жук, насобачился так, что и не подкопаешься!»