Непосланный посланник

– Тебе срочно надо в Москву, к товарищу Сталину! Ты понимаешь меня? – продолжал комиссар, то и дело поворачиваясь в сторону заднего сидения. – Ты должен рассказать обо всем! Дима, ты должен! Обо всех наших ошибках, обо всех предательствах! Нужно вскрыть этот нарыв с кровью и гноем, чтобы все дерьмо вылилось наружу! – с горячностью говорил он. – Ты вообще знаешь, в какой заднице сейчас страна? Те танкисты рассказывали, что мы уже потеряли целый мехкорпус. Почти тысяча танков в труху, в металлический хлам! От второго корпуса тоже уже почти ничего не осталось. А что сейчас творится за нашими спинами, вообще одному Богу известно! На железке настоящий ад творится! Десятки заводов эвакуируют на восток! Это тысячи рабочих и членов их семей, сотни тысяч тонн грузов!

А вот тут, после этих самых слов про «эвакуацию промышленности на восток», мне «нехреново прифигело». Я ведь уже успел для товарища Сталина еще одно письмо накропать, в котором как раз и призывал как можно скорее начать перебрасывать в глубокий тыл заводы к западу от Москвы. Это был жесткий такой удар по моей уверенности в исключительности моего послезнания! Я бы даже сказал, это был нокдаун! Я ведь считал себя таким неповторимым, прочитавшим кучу умных книг об этом времени, просмотревшим десятки художественных и документальных фильмов о войне. Оказалось же, что вся эта уверенность о сверхценности моих знаний была под большим вопросом! Ведь даже эта самая эвакуация промышленности на восток, о чем я подробно и даже, кажется, с пафосом писал в письме, готовилась еще с тридцатых годов. Тогда целые ученые коллективы думали, какие заводы и предприятия, в каких объемах, куда и как должны быть переправлены. Уже давно были определены специальные площадки, где должны вскоре будут вырасти заводы-дублеры или заводы-преемники взамен захваченных или уничтоженных немцами.

Когда же я очнулся от своих раздумий и снова стал слышать Фомина, тот, оказалось, уже рассказывал о Москве.

– Чтобы попасть в Кремль, придется через особый отдел действовать. Есть у меня в Вязьме один знакомец, еще с давних времен. Думаю, сможет все устроить, – рассуждал комиссар, сбавляя ход на очередном крутом повороте лесной дороги. – Хотя опасно… Время сейчас не то. Нельзя тебя одного отпускать. И я не могу с тобой. Это дезертирство…

И тут меня осенило.

– Я знаю как. Надо к Жукову обратиться, – мне вдруг подумалось, что попробовать пробиться в Кремль через Жукова будет быстрее всего и наиболее безопасно.

– Георгий Константинович… – задумчиво проговорил Фомин, видимо, не сразу осознав, что я предлагаю. – Серьезный, но жесткий человек. Стоп! Ты ему тоже хочешь рассказать все то, что рассказал мне? Думаешь, он поверит? И вообще, будет ли он тебя слушать?

На что я снисходительно, насколько только мне позволяло лицо ребенка, улыбнулся.

– Будет, будет. Я же с ним некоторым образом знаком, – и тут наградой мне стало охреневшее лицо комиссара. – Да, знаком в некотором роде. И не надо делать такое лицо! В поезде я с ним встретился, – я вновь улыбнулся, вспомнив запертого в туалете Жукова. – Там и поговорили… И я уверен, что он меня вспомнит и не откажет в такой просьбе. Точно вам говорю, Ефим Моисеевич. Даже не сомневайтесь. Вы только телефонную связь с ним обеспечьте, и нас доставят к нему как на блюдечке. А оттуда и до Москвы доберемся.

После некоторого колебания Фомин мой план принял. Жуков, признавал он, станет для меня самой лучшей защитой, если, конечно, его удастся убедить в моей правоте.

Проверить это случай представился лишь на другой день, когда наш медсанбат, обоз и десятки приставших к нам все же выбрались к нашим войскам. Это был какой-то маленький городок, на окраине которого несколько тысяч голых по пояс бойцов с остервенением вгрызались в твердую землю. На сотни метров вокруг уже змеей вились контуры траншей с вкраплениями индивидуальных ячеек. Кое-где даже уже приступили к обустройству дотов. Хотя это все совсем не выглядело той стеной, которая смогла бы остановить рвущегося вперед фашиста.

Видимо, у меня все это отразилось прямо на лице, раз Фомин, едва только глянув на меня, со злости сплюнул на землю.

– Немцев здесь не удержать, – едва не прорычал он, с силой пнув камень сапогом. – Это недоразумение, а не оборона. Сколько здесь бойцов? Полк, два? Ни танков, ни артиллерии!

Он бы, наверное, еще долго так стоял, с отчаянием рассматривая хилые цепочки окопов, если бы я не напомнил ему про телефон.

– Пошли, – лишь бросил он в ответ и развернулся к одному из зданий, над которым развевался красный флаг.

В штабе рядом с картой сидел какой-то полковник, который, как оказалось, и заведовал обороной этого направления. Чуть полноватый, крупный, в каких-то нелепых очках с круглыми линзами, он совсем не походил на военного. Скорее это был учитель или даже бухгалтер в совхозной конторе. Позже я узнал, что он действительно еще недавно был самым обычным учителем.