Непосланный посланник

Ну и что я мог на это ответить? Я, человек без явно выраженных политических взглядов, индифферентный по жизни и в той жизни больше всего желающий, чтобы его оставили в покое, естественно, сейчас мог соврать. Каждый из нас, уверен, может это делать достаточно хорошо. Как говорится, надо всего лишь притвориться и снова жить не тужить, открывая, когда надо, рот и получая свой вкусный кусок пирога. Казалось бы, что может быть проще? «Соврать и притвориться, что может быть проще? Ха-ха!» Но в этот момент я вспомнил кое-что другое… Я вспомнил 90-е годы, те самые «благодатные», по словам Наины Ельциной, для России годы. Память об этой «благодати» у меня, как оказалось, была очень сильна. Иначе откуда бы в голове, словно живые, стали всплывать картинки оттуда: многочисленные банды малолеток, оседлавшие заброшенные детские сады, пустые парки; нищее безденежье родителей, работавших днями и ночами; отсутствие в доме денег в принципе; страшный блеск и красота жирующих нуворишей, дорвавшихся до всех мыслимых и немыслимых удовольствий; гогочущие сытые лица бородатых наемников в Чечне, режущих головы российских пацанов перед камерами западных журналистов.

«Молодец…» – скривился я от этого потока тяжелых мыслей. – Снова решил отсидеться, как и всегда… Моя хата с краю… Пусть убирает тот, кто мусорит… Пусть с этим неадекватом разбирается полиция… Да чего поднимать этого старика, он же бухарик, пусть и дальше валяется, может, что и поймет… Да чего с ментами разговаривать, я что стукач, что ли?… Да что тут говорить? От меня же ничего не зависит! Сделаю я это или не сделаю, все они там за меня решат! … А что, все берут! Я что, рыжий?!»

– Я… с вами, – как ни странно, но мой голос не задрожал, хотя на душе было жутковато. – Я постараюсь сделать все, что от меня зависит, чтобы у нас у всех появился Шанс.

После этого под свежезаваренный чай мы вновь стали беседовать. Правда, обстановка в кабинете стала несколько иной. Куда-то исчезла та незримая напряженность, что меня немного сковывала. Пропала нервозность. И в какой-то момент я поймал себя на мысли, что с моего собеседника как-то незаметно слетел его ореол величия и монументальности. Казалось, я сидел и пил чай с обычным человеком, с которым мы разговаривали обо всем на свете.

– Дмитрий, – Сталин вновь подобрался ко мне, – в свете нашей договоренности вы будете много ездить по нашим предприятиям, заводам, встречаться с учеными, рабочими. И, как вы понимаете, могут возникнуть самые разные вопросы к вашей фигуре. А вы теперь, – он неуловимо улыбнулся, но тут же лицо его вновь стало абсолютно серьезным, – наше секретное оружие, и сейчас я абсолютно серьезен. Ни у кого за пределами этого кабинета даже и мысли не должно возникнуть о том, кто вы на самом деле! Вы меня понимаете? До вашего прихода у меня возникли некоторые мысли по этому поводу. Думаю, для всех вы станете сыном видного ученного, эмигранта, который, сопереживая тяжелой борьбе Советского Союза против фашистской Германии, решил приехать к нам. Уже подобран человек, который «станет» вашим отцом. Это проверенный человек, настоящий большевик еще старой закалки. И он тебя… вас прикроет в случае чего.

Честно говоря, я несколько опешил от таких новостей. Я, конечно, ожидал секретности, охраны из сотрудников НКВД, но чтобы вот так! «Ни хрена себе! Мне уже и отца нашли!»

– Вашу охрану мы тоже объясним для всех тем, что вы пострадали от нацистов и за ваши головы объявлена награда. Для всех он станет ширмой, через которую вы и будете общаться с остальными… С вашими спутниками мы поговорим и объясним всю серьезность ситуации. Я уверен, они полностью поддержат эту легенду. Документы мы все подготовим, комар и носа не подточит. Кстати, «ваш отец» ждет за дверью… И еще… Дмитрий, «ваш отец» знает только то, что должен знать. В остальное его посвящать не нужно…

Сталин уже был у телефона, в трубку которого он буркнул несколько слов, и дверь в кабинет открылась. Внутрь вошел довольно высокий человек лет пятидесяти, крепкого телосложения, с небольшим, едва заметным животиком. Он был в хорошем темном костюме, заметно отличавшемся и кроем, и качеством от тех, что встречались мне на некоторых мужчинах здесь. Обут он был в туфли! Не в сапоги, не в ботинки, а самые настоящие узкие ярко начищенные туфли. «Вроде ничего… Дерьма, кажется, в нем не видно. А то есть такие козлы, что и гримом их не замаскируешь». Лицо у него было с крупными чертами, пожалуй, даже немного породистое, какое здесь встречается у бывших аристократов в двадцатом поколении. Волосы аккуратно подстрижены и зачесаны немного набок.

– Алексей, прошу, – Сталин встретил гостя на середине кабинета и крепко пожал руку. – Вот Дмитрий, о котором я рассказывал.

Мужчина абсолютно серьезно, как равному, пожал и мне руку.