«Смотри-ка, улыбнулся». Сталин действительно уже не хмурился.
– Но нельзя забывать и о другой стороне этого всего. Поднимая наш дух, мы должны одновременно делать все, чтобы опустился дух наших противников, – продолжил я после стишка. – Нужно уже сейчас тщательно фиксировать все преступления фашистов и очень громко говорить об этом где только можно. Каждый из наших бойцов, каждый житель Союза и остального мира должен знать, что гитлеровцы – это нелюди, которые спят и видят, как уничтожить человечество. Об этом нужно снимать фильмы, писать книги и стихи, петь песни. Кстати, со сценариями к фильмам я тоже могу помочь. В мое время было снято довольно много качественных и удачных фильмов о Великой Отечественной войне.
Тут я сделал паузу, восстанавливая в памяти и другую, собственно, самую главную сторону PR-технологий – Грязь с большой буквы «Г». Ведь наша действительность и многочисленные избирательные компании, свидетелями которых мы стали в последние годы, дали множество примеров самых грязных манипуляций с общественным мнением избирателей. Это и вбросы откровенных лживых материалов, и публикация в нужный момент дурно пахнущей правды, и провокация оппонентов, и так далее. Словом, мне было о чем рассказать и чему научить.
– Но необходимо работать и «грязно». Нужно грамотно распространять самые разные слухи, пусть и не имеющие под своей основой ничего, но очерняющие фашистов. Например, сказать, что у Гитлера родственники евреи. Думаю, в наркомате иностранных дел смогут набрать материал для создания качественного слуха. Или лучше говорить о содомитских наклонностях немецкого фюрера, – судя по реакции, мой собеседник не сильно во все это верил. – Думаете, товарищ Сталин, слабовато. Зря… В мое время вовремя запущенные такие слухи очень сильно портили нервы и имидж кандидатам. Давайте назовем все это дезинформацией врага, но суть все равно останется прежней…
Словом, проговорили мы почти до десяти часов, когда позвонил Поскребышев и напомнил о приближавшейся встрече с генералами. Видеться с последними мне было совсем не с руки, поэтому я был быстро выпровожен и отправлен заниматься своей работой – «вспоминанием».
Но исчезнуть из приемной я все же не успел… На выходе я, шедший первым, практически столкнулся со своим старым знакомым – Жуковым, который с разинутым ртом так и застыл в проходе.
– Ты?! Здесь?! – удивление его совсем не выглядело наигранным. – Что же ты, брат, пропал-то? Я искал тебя и искал. Хотел о многом поговорить. Твоя эта смесь… нас просто выручила.
И Жуков, сам неприступный генерал Жуков, взял меня за руку и повел в коридор.
– Ты даже не представляешь, как нас выручил. На вот, держи часы. Дарю, – генерал снял с руки часы, золотистые, с большим циферблатом, и протянул мне. – Еще вальтер есть дамский. Но тебе будет в самый раз. Передам, так как заслужил… Знаешь, как горели немецкие коробочки ту неделю. Эх, брат, сколько я потом вспоминал нашу встречу… А ты, выходит, у товарища Сталина был.
Краем глаза я следил за входом в приемную, которая постепенно наполнялась приглашенными военными. И все они как специально, проходя мимо, с удивлением таращили глаза на довольного Жукова, доверительно разговаривавшего с каким-то подростком. «Теперь-то пойдут разговоры…»
– Э… товарищ генерал, – наконец прервал я его, видя, что дело принимает опасный поворот. – Коридор – это не место для таких разговоров, – мгновенно посерьезневший Жуков кивнул. – Мы обязательно поговорим, но позже… и следует быть очень осторожными. Слушайте внимательно! Меня зовут Дмитрий Михайловский, а тот человек, что ищет меня, мой отец…
С будущим маршалом Победы мы смогли договориться. Военный до мозга костей человек, он быстро сообразил, что о многом теперь болтать не просто опасно, а опасно для жизни, своей и своих близких. Я же осознал другое. «Поддерживать с ним связь все равно придется. Нельзя замыкаться лишь на одном человеке. Жуков же, насколько я знаю, был хоть и жесток, но совершенно адекватен… Думается, с новой информацией он даст немцам еще более сильного пинка».
Глава 15. Враг не дремлет
Возле трехэтажного каменного здания, построенного в псевдорусском стиле еще в XIX веке, медленно прохаживался невысокий человек в немного странной для советской России верхней одежде. В сумраке уходящего ноябрьского дня увидев его щуплую фигуру, одетую в плотное пальто с каракулевым воротником и высокий цилиндрический головной убор, можно было смело принять его за чиновника одного из губернских департаментов времен Российской Империи, который после рабочего дня возвращается домой.