Похоже, случившее произвело на него сильное впечатление, что, собственно, было совершенно неудивительно. На государственном объекте, где он осуществлял съемки, находились два преступника, которые совершили нападение на ребенка. Плюс случилось это в военное время, и оба преступника, как оказалось, были рабочими сцены. Кроме того, «батя» по всей видимости все-таки пересилил себя и осторожно намекнул про меня. Ведь за все это можно было схлопотать очень серьезно… Словом, режиссер явно «плыл». Он немного, едва уловимо раскачивался и что-то бормотал.
– Как же так? Как же так? Почему… – голос его становился все сильнее и сильнее. – Я же ничего не знал… Они же документы показали… А Филимон говорил, что у Буденного в Гражданскую героически воевал, ранен был.
«Батя», стоявший в нескольких метрах от него, услышал его слова и с горечью проговорил:
– Похоже, ваш Филимон не вместе с Буденным воевал, а против него. Казачина это. Финка у него уж больно заметная. Да и мозоли на руке характерные. Такие только у хороших рубак есть. Беляк это, как пить дать.
Пырьев тут же отшатнулся и чуть не упал. Только лишь благодаря ящику ему удалось устоять. И вид в этот момент у него был настолько потерянный, что мне стало его чисто по-человечески жалко. «Б…ь, как бы его кондратий не хватанул. Пора приступать к операции». Я быстро поглядел на «батю» и сделал характерный жест, намекая, что клиента пора «подогревать». Тот с усмешкой ответил мне кивком.
Тут же, словно по мановению волшебной палочки, на другом ящике – импровизированном столике появилась поллитровка прозрачной жидкости и пара стаканов. «“Батя”-то приготовился! Тоже, смотрю, силен».
– Ничего, товарищ Пырьев, – Михайловский чуть коснулся рукой плеча режиссера. – Органы во всем разберутся. Все закончилось. Враг изобличен и будет наказан. Никто почти не пострадал. А парнишка вона орел настоящий… Давайте мы с вами лучше водочки выпьем, чтобы немного дух перевести от всех этого.
Тот потерянно поглядел на «батю», а потом схватил полный стакан и залпом его выпил. Правда, тут же закашлялся, после чего ему пришлось стучать по спине.
…Примерно через полчаса наших посиделок режиссеру стало существенно лучше. Он уже перешел к стадии, когда вокруг него находились его лучшие друзья. Словом, клиент дошел до нужной кондиции: ему было хорошо и он был еще в состоянии все более или менее воспринимать.
Я снова подал знак «бате», чтобы он начал обрабатывать режиссера. Чуть позже к этому процессу присоединился и я.
…Еще через пол часа мы с Пырьевым уже яростно спорили по поводу снимаемого им фильма. Алкоголь, кстати, сработал на все сто процентов – мужчина не задавал никаких лишних вопросов и воспринимал меня совершенно обыкновенным собеседником.
– …А я вам говорю, у вас не хватает силы, эмоций. Вы, Иван Александрович, поймите! Сейчас нужен напор, нужна злость… Комедии, конечно, тоже нужны, но это все вторично! – убеждал я растрепанного собеседника, который в пылу дискуссии уже снял пиджак и находился в одной рубашке. – Вот что это у вас за казнь такая? Почему вы не раскрыли темы полностью? Где кровь, где слезы, где ненависть? Вы же показываете лубочную картинку, которой по-настоящему не бывает! Думаете, никто этого не заметит?! Напротив, многие это увидят. Ведь так в жизни не бывает. Запомните, немец – это зверь, за самым небольшим исключением! – вдалбливал я ему. – И это и нужно всеми силами демонстрировать… И потом, где герой, который должен всех спасти. При всей жестокости и ужасах просто обязан быть герой, на которого можно равняться. У нас что, нет примеров? Возьмите любой боевой листок, газету и увидите там множество очень фактурных примеров! А где у вас предатель, который сотрудничает с немцами? Покажите, что есть и такие гниды, которые еще, может быть, и хуже немчуры! Пусть эта мразь покрасуется на экране, и люди все хорошенько рассмотрят! Пусть видят, как низко может опуститься человек!
По глазам Пырьева, которые уж слишком быстро становились осмысленными, я понимал, что он трезвеет. Походу, эта наша беседа оказалась для него лучше всякого реаниматора. А значит, нужно было закругляться.
– Кино ведь тоже оружие! И, пожалуй, оно еще посильнее пистолетов, автоматов и танков с самолетами. Только нужно говорить о правильном кино, которое воспитывает настоящие ценности и формирует человека-борца, нашего советского человека.
…Мы освободились поздно ночью, когда меня уже начало вырубать от усталости. В конце нашего разговора Пырьев несколько раз пытался перевести разговор на меня и на эти мои знания, но я сразу же пресекал все эти попытки, многозначительно прикладывая указательный палец к губам. Пусть думает, что хочет! Думаю, в этом случае тайна будет гораздо лучше правды…
Глава 16. Интерлюдия 25