Неповторимое. Том 1

Это все чиновники, их работа. Много они напортачили в армейской службе. Но самое тяжелое впереди. Через пять лет, когда я уже окончил Военную академию Генштаба, откомандовал в Архангельске 26-м армейским корпусом, мне доверили командовать 3-й Ударной армией в Группе Советских войск в Германии. Провожу учения с 207-й мотострелковой дивизией. Поднял ее ночью по боевой тревоге и вывел на Магдебургский учебный центр. В течение всей ночи сам и штаб армии проверяем, в каком составе вышли войска и как они оборудуют предназначенный для них район. Рассвет только-только начал пробиваться. Я обходил подразделения одного из полков. Подошел к очередной роте. Командир рапортует:

– Товарищ генерал, третья рота первого батальона занимается инженерным оборудованием района сосредоточения. Командир роты капитан Гончарук.

Я подошел поближе и в сумерках вижу, что передо мной наш заполярный капитан Гончарук. Я отдал распоряжение своей группе, чтобы они продолжили работу, а сам с капитаном отошел в сторону. Мы начали вспоминать совместную службу. Рассказал ему, что представлял его на должность командира батальона. Он, оказывается, это знал, но ему тогда кадровики «разъяснили», что он будто бы опоздал в Военную академию, поэтому на комбата может не пройти и что его отметят в приказе командующего армией.

– А как ваша рота выглядит здесь?

– Отлично! Пять лет отлично.

– Мы обязательно исправим эту ошибку. Я назначу вас на должность командира батальона, и сразу пошлем на звание.

– Спасибо, товарищ командующий, но я, по моей просьбе, уже представлен к увольнению. Я капитан, а мне сорок два года.

– Но, прежде чем увольняться, надо позаботиться о выслуге лет, о пенсии, о месте жительства, о жилой площади и т. д.

– Все это продумано. Я пошел в училище в восемнадцать лет, поэтому на сегодня только календарных двадцать четыре, да двенадцать лет в Заполярье, где год – за полтора. Это еще плюс шесть. Всего тридцать. Наконец, я на Севере приобрел капитальный радикулит. Меня комиссуют. Но главное – меня дома ждут, и должность директора средней школы тоже – я же до военного училища окончил железнодорожный техникум. А домик у моих родителей большой, добротный. Они с радостью нас примут. Так что решение созрело и принято. А за заботу благодарю. Чувствовал я себя перед капитаном очень скверно. Взять возраст: мне 46, а ему – 42, то есть разницы почти никакой. Но я генерал и командующий армией, а он, почти 20 лет отлично командуя взводом и ротой, остался капитаном. Где же эти заботливые отцы-командиры и политработники, которые обязаны были своевременно решить задачу и с учебой в Академии, и с выдвижением, и со званием? А теперь вот все. И я тоже повинен в судьбе этого капитана. – Ну, может, вам сейчас в чем-то помочь? – Да нет. У меня все нормально и все решено. Единственно, что я смог сделать для него, – это написать поощрительный приказ об этом капитане, где был изложен его удивительный служебный путь, прекрасные результаты его ратного труда, и вынести благодарность с памятным подарком. Хотя это, конечно, ничто в сравнении с тем, что сделал капитан. И наконец, Василий Дудник, старший лейтенант, командир полковой батареи 120-мм минометов. В июне 1944 года, передислоцировавшись из 3-го Украинского в 1-й Белорусский фронт, наша дивизия выгрузилась в районе железнодорожной станции Сарны, выдвинулась в район Ковеля и с началом Белорусской операции действовала на самом левом фланге основной группировки, прикрывая открытое левое крыло фронта. Формально она входила во второй эшелон, но фактически на дивизии лежала большая ответственность. Однако досадная беспечность привела к тому, что уже первые дни операции (вторая половина июня 1944 года) были для нашего полка печальными. Разведку немец, как всегда, пропустил, а по полку открыл губительный фланговый огонь. Мы понесли потери. Полк залег. Командир полка поставил задачу – подавить пулеметы. Но на пересеченной, с густым кустарником и перелесками, местности обнаружить их было очень трудно. Надо было лично выдвинуться и отыскать все цели. Я взял своих разведчиков, вызвал командира батареи Дудника с группой управления. Объяснил обстановку и дал задание – отыскать немецкие пулеметы (особенно два крупнокалиберных) и подавить. Сказал, что сам я со своими разведчиками поползу впереди, а Дудник – в семи – десяти метрах за мной. Дудник мнется. Спрашиваю: «Что случилось?» Он в ответ: «Я чувствую, меня убьют». Мы стали его успокаивать. Но он побледнел, руки трясутся.