— А ты что, не веришь? — Тут Тимонина подняла свои, залитые слезами и тушью, глаза на меня, посмотрела тревожно. — Как ты можешь не верить?! Ты же не можешь знать этого, Серёж…
— В смысле, не могу знать? — я начинал заводиться.
Все эти слухи, которые давно и с таким успехом распускала про наши отношения Леська, меня почти уже мгновенно выбешивали. Но сейчас я старался держать себя в руках, ведь Тимониной в данный момент нужна была помощь, мне было правда, по-человечески, жаль её.
— Ну, не можешь… — замялась она, но я перебил её:
— Ладно, давай не об этом. Лучше скажи, ты чё разревелась? Что песню твою забрали?
Но Тимонина как будто меня не слышала. Я не знал, что эта тема её так цепанёт. Знал был — держал бы язык за зубами.
— Подожди, Серёнь… — уже развернувшись ко мне всем корпусом и встав с корточек прямо на голые коленки, снова затянула она. — Ты не знаешь, что ты у неё был первым, или не веришь?
— Какая разница! — огрызнулся я.
— Нет, ну как… Это важно… Ты не понимаешь, она любила тебя, она себя для тебя хранила…
— Ой, всё! Это она тебе напела?!
Я встал, Тимонина следом, ища мои глаза глазами.
— Не, не всё, Серёнь… — Она всё цеплялась за меня. — Это было важно для неё, понимаешь?.. Это для любой девушки важно…
— Слушай, не я был инициатором! — в итоге всё-таки заорал я. — Я не заставлял её, не насиловал…
— Но ты знал, или нет?! — не унималась Тимонина.
— Знал! — гаркнул я. — И что это меняет?! Я чмо?! Да, я чмо! Мудак! Совратил бедную невинную девочку и бросил. Так?! — Тимонина молчала, глядя на меня огромными глазами. Я её шокировал. Я нихрена не хороший. Не такой, каким она себе меня рисовала. — Так?!!
И пусть я до глубины души уверен, что это всё сказки про белого бычка… Что Леська выдумала эту свою якобы девственность, чтобы уже постфактум носиться с ней, как курица с яйцом, и мстить мне всё за ту же уязвлённую гордыню, — если Тимонина так хочет разочароваться во мне — пожалуйста.
Потому я действительно не такой, как она представляла, я действительно
Я всех только разочаровываю…
Наш друг на друга взгляд прервал чей-то топот. Я едва успел обернуться, как с лёту получил по роже. Да так, что меня буквально снесло.
Несколько пар ног — я даже не понял, сколько их, — принялись мутузить меня с какими-то криками, поверх них слышался страшный визг Тимониной…
Я разобрал сдавленный голос Лохматого.
— Сука, сука, урод…
И только до меня допёрло, что вообще случилось, как Тимонина вдруг ещё страшнее закричала:
— Отошли все от него!!!
Когда я, отхаркивая кровь, поднимался но ноги, Тимонина стояла, угрожая им розочкой от разбитой, наверняка мною же, бутылки. «Их» оказалось всего трое: Лохматый, Буторин, Лебедь…
— Ты дура, что ли? — спустя глухую паузу, расслабленно усмехнулся Лебедь.
— Я сказала, отошли от него!!! — приложив острый край к своей шее, к сонной артерии, решительно повторила она.
— Ты чё, совсем больная?.. — пьяному в лоскуты Лебедю всё было похрен и до сих пор весело.
— Маш, оставь, — прощупав языком зубы и слегка продышавшись, требовательно сказал я.
— Да ладно, валим, она правда больная! — приобняв Лохматого, который уже просто злобно сопел, не сводя с меня взгляда, Лебедь всё-таки повёл его с площадки. — Чё связываться!.. Она ж за него нас всех по очереди вырежет, я её знаю… Вот блин, мне бы такую фанатку… Сег, братан, я тебе завидую, тебе повезло несказанно!..
Наконец они ушли. Я снова сплюнул, вытерся и так замызганным рукавом худи и снова опустился на задницу. Уселся поудобней, обхватил сгибами локтей колени, руки с грязными бинтами в замок… Странно, но даже без куртки было совсем не холодно.
Тимонина тоже села, спиной к спине, и какое-то время мы молча смотрели на звёзды — они сегодня были необыкновенно яркими.
— Ладно, Тимонина, пойдём, — опомнился я. — Не надо здесь сидеть, ты простудишься.
— Подожди, — тихо сказала она. Развернулась ко мне, взяла край своей кофтёнки, стала промокать мне лицо.
Медленно, очень осторожно. Я снова чувствовал от неё то, чего мне так не хватало — ласку, заботу… Ощущал на своей коже её тёплое дыхание.
И не знаю в какой момент между нашими губами — холодными её и горячими, пульсирующими от боли и всё ещё кровоточащими моими — совсем не осталось расстояния.
Этот поцелуй был неспешным. Мы друг друга даже не касались. Не двигались с места, не сближались телами.
Это был поцелуй — залечивание ран.
Поцелуй — понимание.
Глава 31
Марина
— Ну и как тебя угораздило с этим сосунком связаться? Он же пацан совсем! У вас что, с ним было?!. Эй, ты слушаешь меня вообще?!
Грубо одёрнув за плечо, Игорь резко развернул меня, но я тут же упала на корточки и спрятала в ладонях лицо. Слёзы хлынули неудержимым потоком, словно не было той чёрной недели, словно они копились тысячу лет и теперь, наконец, вырвались.
Я не могла поверить в то, что сделала. Я порвала с ним, порвала! Больше не будет ничего! Я никогда не увижу своего красивого мальчика; его улыбку, от которой взмывает душа, его пугающую серьёзность… Не услышу голос, проникающий в самое сердце и оставляющий в нём зарубки каждой своей ноткой…