Неправедные

Тут вдруг всё на миг перекрылось каким-то грохотом. Я не сразу поняла… Только когда Серёжа вдруг тоже заорал на сидящего спереди и, кажется, абсолютно ничего не понимающего парня: «Я же сказал, подвинься! Не видно нихрена!», до меня дошло, что этот грохот исходил от обычного деревянного стула под тем парнем. Его вклинили в ряд, как дополнительное место, и шаткие ножки чуть не разъехались по скрипучему кафелю от удара Серёжи по спинке.

Поднялась страшная суета. Микрофоны, видимо, отключили (я поняла это только по тому, что Валерьевна очень рьяно махала руками звукооператору), но Ванька продолжал что-то кричать…

Из его фраз до меня доносились лишь обрывки.

«Стыдно»… «Осознавать, что твоя мать»… «Позор»…

И я даже не сразу их разобрала, так было шумно. Волна, поднятая Серёжей, нарастала и уже захлёстывала его самого: в их разборки с впереди сидящим парнем, которого, я расслышала, назвали «Лебедем», влез Игорь, желающий, видимо, не столько затушить конфликт, сколько усугубить его.

— Пожалуйста, мужчина… ребята!.. — пыталась что-то вставить в уже снова оживший микрофон Белозёрская. — Серёжа… Дима!.. Прекратите, немедленно прекратите!..

— Да кто-нибудь слышал вообще, она с ним трахалась! — вдруг раздалось с неимоверным фонящим звуком.

И я с ужасом встретилась глазами с Ванькой.

Это была какая-то секунда, пока его не сгребли всё та же Валерьевна и ещё кто-то, и не вытолкали куда-то за занавес…

Но меня поразил его вид. Весь всклокоченный, мокрый, дрожащий и раскрасневшийся. И взгляд — полный лютой, нечеловеческой ненависти… Мишин взгляд…

И тут звуки для меня словно выключились. Все разом. Меня оглушило. Остался только какой-то шум в ушах и глухое буханье где-то там, далеко, за грудиной…

Не видя ничего перед собой, я выбралась из зала, кое-как спустилась по шатающейся, обваливающейся под моими шагами лестнице и выскочила на улицу.

Глоток острого, как кинжалы, кислорода, вспорол мне лёгкие и вырвался наружу с каким-то жутким воющим звуком. Я зарыдала.

Голова отказывалась что-то понимать, воспринимать, принимать…

Меня просто накрыло дичайшей истерикой.

Я не могла поверить, что он мог это сделать…

Мой сын!..

Мой родной ребёнок!.. Как он мог, ведь это же всё ещё я!..

Глава 36

Марина

Я застала себя дома, ещё всю в слезах, но уже почти высохших, и в полной решимости собрать вещи и уехать отсюда навсегда. Куда — я не знала. Об этом пока не задумывалась. Мною руководило лишь одно желание — исчезнуть.

Но когда я наконец осознала, что деваться мне некуда, что я не смогу бросить всё — дом, работу, собаку — и что никто меня нигде не ждёт, что я абсолютно никому в этом мире не нужна… — просто рухнула в кровать, в груду накиданных в состоянии аффекта вещей, и, закусив губу, беззвучно и горько завыла.

Не могу сказать, сколько минут, или, может быть, часов так прошло. Кажется, я провалилась в беспамятство. Только постепенно размытые пятна перед глазами начали густеть и собираться в определённые формы, и в какой-то момент я сообразила, что нахожусь не одна в комнате.

Не на шутку перепугавшись, я тут же вскочила с кровати и, утерев слёзы, вперилась взглядом в притаившийся у входа силуэт.

— Мама?..

Было темно, не знаю, как я вообще собиралась, если даже не включила свет здесь — только в коридоре, — но знакомые очертания я узнала сразу.

— Да, это я. — Со вздохом она отлепилась от двери, привалившись к которой стояла, и неспешно направилась ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — поражённо прошептала я, стирая с лица остатки пощипывающей кожу влаги. — Ты… ты как здесь вообще оказалась?

— Я была на том концерте! — ошарашила меня мама, присаживаясь рядом. — Ванька и меня просил приехать.

— Но… но я тебя не видела там…

— У меня было вип-место. За кулисами, в уголке. Я сама так захотела. Иногда оттуда гораздо интереснее наблюдать за представлением.

— Мама… — опешила я.

Впрочем, моя мама всегда выделялась из толпы несколько экстравагантными замашками. В этом была она вся: холодная, гордая королева, как правило, со всеми держащая дистанцию, надменная и очень требовательная.

— Значит, ты всё слышала… — разочарованно протянула я.

— Да, и поэтому я здесь, — сказала она, ещё выше задрав практически не оплывший с годами подбородок.

— И как Ванька это сказал… — внимательно вглядываясь в её, освещаемый лишь тусклым светом из коридора, профиль, понуро проговорила я.

— Да!

В её голосе не послышалось аналогичных моим эмоций. Мама, как всегда, была максимально собрана, невозмутима и рассудительна.

— Всё видела, всё слышала, — продолжила она. — Но, прости, не вижу в этом особой трагедии…

— Мама, ну как?.. — взвыла я, но она меня осекла.

— Спокойно, Ваньку я возьму на себя. Он, конечно, тот ещё засранец, но ему тоже не просто сейчас, он слишком ранимый и всё воспринимает близко к сердцу…