Неправедные

И лишь перед началом выступления, когда всё было готово — звук и свет настроены, а в помещении наконец-то установилась тишина, — мимолётно взглянул куда-то в левый ряд (обернувшись, я потом обнаружила там его маму, которую сразу узнала, и которая, кстати, тоже очень громко на него реагировала), уголок его рта слегка дёрнулся, это даже нельзя было назвать улыбкой, и опять опустил взгляд куда-то вперёд себя.

Дальше он смотрел только в пустоту. Лицо его при этом было задумчивым, спокойным и серьёзным.

Золотые маковки церквей над рекою,

Земляника спелая с парным молоком,

Я бегу по скошенной траве, а надо мною

Небо голубое высоко.

Я ещё мальчишка лет пяти,

И радость моя поёт, и счастье моё летит…

(Трофим «Родина»)

Это была очень красивая песня, мелодичный гитарный перебор… И в сочетании с голосом, проникновеннее которого я вживую правда не слышала… В общем, я расплакалась. Ещё до того, как начала думать о нас и вспоминать всё, что между нами было — просто со мной произошёл какой-то катарсис. Душа поднялась и вознеслась куда-то ещё выше с этим голосом, с этими красивыми руками, с этой белой рубашкой, со звучанием струн, с такими светлыми и такими бесконечно грустными глазами…

Нет, я, конечно, не разревелась окончательно, но была на грани: слёзы с трудом держались на ресницах, грозясь обнаружить моё состояние мокрыми потёками на щеках.

Когда гитара смолкла, я готова была умереть. Мне хотелось разрыдаться и немедленно броситься прямо туда, на сцену, к нему в ноги. Упасть на колени и перед полным залом вымаливать у него прощение.

Но это был лишь порыв. Голос разума быстро затушил его. С бурей оваций ко мне вернулась трезвость мыслей, и я незаметно шмыгнула носом и быстро утёрла влагу в уголках глаз.

Покидал сцену Серёжа тоже очень сдержанно. Он словно не слышал не стихающих аплодисментов и воплей девчонок и женщин всех возрастов. Выражение его лица практически не менялось, только взгляд из задумчивого сделался характерно сосредоточенным.

Он, как положено, поклонился и ожил (я заметила, потому что пристально на за ним наблюдала, хоть и пыталась делать вид естественно-рассеянный) только тогда, когда на замену ему вышла та девушка, что подходила ко мне. На неё он посмотрел. Я уловила, как потеплело между ними на мгновение. Они хлопнули друг друга по ладони — не на показ, это был сугубо личный жест, на ходу, на поднимая рук, поэтому, я уверена, его заметила только я — и Серёжа тут же скрылся за кулисами.

— А теперь пожалуйста встречаем следующую нашу артистку! Машенька Тимонина с песней «Расскажи мне, мама!»

И тут я всё поняла. Эта Машенька, скорее всего, влюблена в Серёжу. А меня она хотела выпроводить, потому что тоже знает о наших отношениях и наверняка боится его потерять. Видимо, между ними есть что-то…

От этой мысли мне стало не по себе. А что, если Серёжа всё-таки обманывал меня, крутя одновременно со мной и с этой девушкой?..

Весь оставшийся концерт мне было не до выступлений. Чувство ревности, которое я умудрилась так неосторожно в себе посеять, да ещё и так стремительно взрастить, теперь буквально изводило меня. Я против воли представляла, как кто-то другой, д р у г а я будет обнимать его, смотреть в его необыкновенные глаза, какой-то другой девушке он будет шептать на ухо всякий бред и говорить слова, западающие глубоко в сердце…

Я даже забыла, для чего я вообще оказалась на этом концерте, пока об этом мне не напомнил Игорь.

— Сейчас наши будут петь, — заёрзал он в предвкушении, настраивая камеру на своём телефоне.

Я не поняла, с чего он это взял — и огляделась по сторонам. Но взгляд уловил только сильно опустевшие задние ряды (разбежалась «поддержка»), отсутствие Серёжи и этой Маши.

Снова больно кольнула иголка абсурдной ревности, но тут послышался голос ведущей концерта:

— Итак, дорогие мои, у нас остался один, завершающий… номер… И перед вами будут выступать…

Белозёрская выглядела растерянной, она заглядывала в свой планшет, медлила и искала кого-то глазами. Обернувшись, я вдруг увидела Машу, которая что-то ей просигнализировала, выйдя из двери в стене с зеркалами и показав руками крест. И тут к микрофону, гремя каблуками, быстро прошагала Олеся. И только тогда я заметила знакомый выглядывающий из-за занавеса чёрный свитер, точнее, его край, и поняла, что к выходу готовится Ванька.

— Попрошу поприветствовать. Ваня Ионов! Пожалуйста, активнее, Ваня у нас дебютант…

— И-и-и… Ковалёва Олеся! Вокальный коллектив «Мажоры»… — перехватив инициативу и микрофон, договорила Белозёрская. — Эм… Всеми любимая «Серенада Трубадура». Музыкальный руководитель снова я, Татьяна Валерьевна…

Я не совсем поняла, что стало причиной заминки, как, видимо, и весь зал, который почему-то загудел, мне даже показалось, разочарованно. Но ко второму микрофону выдвинулся Ванька — и мне стало не до чего.