Неправильный мертвец

Порыв ветра сорвал его красно-бело-синюю шляпу. Шериф резко обернулся ей вслед, и орел потерял равновесие. Птица угрожающе щелкнула клювом.

– Ах ты ж зараза, – крикнул Шериф и тряхнул рукой. Орел взмахнул своими величественными черными крыльями и полетел через парковку.

– Похоже, она закончила, – сказала Дорис.

– Умничка, Пеппер, – похвалил Уолтер.

Дорис прикрыла глаза от солнца и посмотрела куда-то вдаль.

– Что это?

Секунду спустя то, что потом она опишет как «черно-белое чудовище», камнем упало меж ними и тут же взмыло в воздух.

Дорис огляделась.

– А где Пеппер?

Они втроем переглянулись, а затем уставились на исчезающую за горизонтом черную точку.

Шериф, Крис, владелец и вся съемочная группа смотрели вслед орлу.

– Ребята, – сообщил Уэйн, подбирая шляпу, – я сегодня точно кого-то пристрелю. – Он повернулся к владельцу орла и Крису. – Вы пока решите, кто из вас пойдет в расход.

По другую сторону парковки Линда и прочие только ахнули.

– Он… он… – сказала она.

Тайлер героически выпрямился, как мечтал сделать с тех пор, как в детстве увидел Чака Норриса в фильме «Черные тигры».

– Мы вызволили этого парня.

Уоррен помахал удаляющейся точке.

– Лети, Фалькор, лети!

– Заткнись, Уоррен.

Глава 25

Фройлих и Хархуф обосновались в похожем на доисторическую пещеру номере в «Голливудских золотых бунгало» на бульваре Сансет. Стены и потолок были сделаны из пенополистирола с твердым серым покрытием, который напоминал камень так же успешно, как пыльный пластиковый папоротник в комнате ожидания стоматолога напоминает дождевой лес Амазонки. «Голливудские золотые бунгало» построили в сороковые во время расцвета и использовали для размещения восходящих звезд и случайных любовниц киномагнатов, однако годы отель не пощадили.

К семидесятым годам киностудии утратили интерес к «Бунгало», и он быстро стал пристанищем для бесконечных волн начинающих музыкантов, что выкидывались на берега Эл-Эй, точно стада мертвых китов.

К восьмидесятым он превратился в прибежище для панков, беглецов, знаменитых сатанистов, ищущих укромное место для своих ежемесячных черных месс, и торговцев коксом, которые снабжали всех вышеперечисленных. «Бунгало» ненадолго обрели былой блеск. Но все рухнуло, когда «Призрачная мошонка», спид-метал-группа из Пенсаколы, передознулась во время гулянки с тем, что они считали килограммом украденного колумбийского кокса. На самом деле наркоту им подменил один на редкость удачливый сатанист. Удачливый, потому что его «кокс» на самом деле представлял собой смесь ангельской пыли и кристаллического мета, выгнанных из какого-то транквилизатора для животных, более подходящего для крупных носорогов и, если они еще существовали, шерстистых мамонтов.

Вскоре пошли слухи, что духи «Призрачной мошонки» так и остались в их номере, посвященном Французской революции, с кроватью-гильотиной и декором парижских канализаций. Полиция вскоре после этого закрыла «Бунгало», и отель пришел в упадок.

Когда же он наконец открылся, единственными людьми, кого привлекла его потрепанная карнавальная атмосфера, оказались проститутки и охотники за призраками, а также несколько потерянных душ, скрывающихся от неверных любовников и полиции. Фройлих однажды посетила бунгало в стиле Вегаса в компании проститутки, которая всегда таскала в сумочке своего любимого монстра Джилу. Однажды ящерица сбежала из сумки, заползла на кровать и укусила Фройлиха в нежную область его тела в особенно горячий момент полового акта.

С тех пор он испытывал определенную слабость к «Бунгало».

Когда Хархуф взял Фройлиха под свой контроль, роман охранника с отелем лишь усилился. Фройлих ждал, что возненавидит положение раба, но с тех пор, как лишился воли, отчаяние, что изводило его всю жизнь, превратилось в тлеющий уголек. Это озадачило Фройлиха и привело к серьезному сеансу самоанализа.

Во-первых, он очень легко расстался с волей.

Во-вторых, его это не так чтобы сильно волновало.

В-третьих, новое положение ему даже понравилось.

«Может, в этом и была моя проблема, – подумал он. – Меня слишком мало называли псом. Что дальше? Я оденусь в костюм колли и заплачу даме, одетой как Элеонора Рузвельт, чтобы та отшлепала меня свернутой газетой, мол, я не сбегал в туалет на улицу?» Фройлиху не понравилось, как легко эта идея всплыла у него в голове – или насколько она ему понравилась, – но и отвращения перспектива тоже не вызвала.

На экране пошел ролик об автостраховании. Фройлих встал с кровати, накрытой искусственной тигровой шкурой, и открутил вентиляцию швейцарским армейским ножом. Затем осторожно вынул Хархуфа из шахты и поставил его рядом с креслом пещерного человека. Оно должно было выглядеть так, будто сделано из костей маленького динозавра, но Фройлиху казалось какой-то поделкой серийных убийц.

Охранник слегка отряхнул мумию от пыли и отступил на шаг.

– Я же сказал, что ты поместишься, – сказал он. – Бьюсь об заклад, шахта ничем не хуже саркофага. Тебе там удобно? Если бы ты мог согнуть ноги, я бы посадил тебя в кресло.

– Меня вполне устраивает мое положение, – сказал Хархуф в уме Фройлиха.