Непреодолимое черничное искушение

– Значит, она должна была быть их общей, – сказала я. – Чета и бабушки. Наверно, после того, как они поженятся, – я прислонила картину к стене и отступила на шаг. – Они собирались стать ее владельцами, управлять ею вместе. Это была их большая мечта. Но потом бабушка уехала в колледж и встретила Поппи и…

– Ну, что было потом – я знаю, – перебила меня мама.

– Не все, мама. Ты знаешь далеко не все, – сказала я, не сводя глаз с солнечных бликов на дубовых листьях и не понимая, как бабушка могла их нарисовать такими живыми. – Когда Чет услышал об их помолвке, он уехал из Бейкона. Он не хотел оставаться там, где все… ну ты понимаешь, где все напоминало ему о бабуле. Он ведь любил ее по-прежнему.

– Куда он уехал? – спросила мама.

– В Вермонт. И еще куда-то, я не знаю точно, но его не было довольно долго. И поскольку он покинул Бейкон – его родители вынуждены были продать ферму.

– Эту ферму? Ту, которая на картине?

– Да, кивнула я. – Кенлин Фарм. И я думаю, что это мучило бабушку больше всего. Она понимала, что значила эта ферма для Чета. И считала себя виноватой в том, что эта семья потеряла ферму.

Мама смотрела на меня, склонив голову набок.

– А ты откуда все это знаешь?

Я разглядывала фермерский дом и маленький прилавок, на котором стояли корзины с черникой.

– Потому что Чет писал бабуле – уже после того, как она порвала с ним. Он писал ей на протяжении нескольких месяцев, но она отправляла его письма обратно не распечатывая, – я опустилась на постель. – Рой их нашел, мы читали их вместе вчера.

Мама присела рядом со мной, некоторое время она молчала, не говорила ни слова. Только смотрела на картину.

– Что ж… – произнесла она наконец после долгой паузы. – Факт в том, что спустя все эти годы она думала об этом. И это что-то невероятное, – она взглянула на меня увлажнившимися глазами. – И очень печальное, – мама легко вздохнула. – Она вспоминала всю свою жизнь – и думала именно об… – голос ее прервался.

Я теперь разглядывала пол – грубые доски с занозами и трещинами.

– Да, – сказала я. – И главный урок, который можно вынести из всего этого, такой: не жди, пока тебе исполнится восемьдесят, чтобы оглянуться на свою жизнь и задуматься, а правильный ли выбор ты сделала когда-то и какой могла бы быть твоя жизнь, если бы ты тогда приняла другое решение.

Солнце било в окна, солнечные зайчики разбегались по всему покрывалу кровати. Я думала о бабушке, о том, как она умерла – и перед смертью просила меня доставить письмо. Я представляла ее юной девушкой, под дубом вместе с Четом Каммингсом, там, на ферме. И невольно спрашивала себя – какой бы могла быть ее жизнь, если бы она осталась в Бейконе. Но удивительное дело: теперь подобная перспектива не представлялась мне такой уж однозначно гиблой и ужасной, как неделю назад. Напротив – встающие у меня перед глазами картинки были, как на подбор, полными жизни и радости. И возможностей.

Мама отвела упавшую мне на лоб прядь волос.

– Иногда я забываю, что ты уже мудрая, взрослая женщина и что я должна уважать те решения, которые ты принимаешь, даже если они не совпадают с моим мнением, – она обняла меня. – Я просто бываю очень категоричной и упрямой, Эллен… и я прошу у тебя за это прощения, – она прижала меня к себе и прошептала: – Я люблю тебя.

Я положила голову ей на плечо.

– И я люблю тебя, мам.

Мы сидели так, в окно дул легкий ветерок, он раскачивал занавески и наполнял комнату запахом моря. А где-то выбивал по дереву свою вечную песню дятел…

Когда я выехала на Дорсет-Лейн, я вжала педаль тормоза в пол и услышала, как взвизгнули шины. При виде дома Роя у меня похолодели руки и вдруг стало пусто и холодно в животе. На подъездной дорожке стоял грузовик, а вот «Ауди» исчезла. Значит, Рой уехал. Я уронила руку на руль, не в силах совладать с разочарованием, и случайно нажала на клаксон.

А может быть, он все-таки еще здесь, подумала я, ну и что, что нет «Ауди»?

Выехав на подъездную дорожку, я неловко выбралась из машины и побежала к крыльцу, взлетела по ступенькам и несколько раз сильно постучала в дверь.

– Рой, Рой, это я, Эллен! Ты дома?

Ответа не было. Только малиновка пела где-то в поле за домом.

– Рой, открой, пожалуйста. Ты дома? Рой! Ро-о-ой!

– Он уехал из города.

Резко обернувшись, я увидела соседку Роя, стоящую в футе от крыльца. Она была в розовом спортивном костюме, а в руках держала гантели.

– Я как раз совершаю пробежку, – сообщила она мне, слегка запыхавшись. – Обычно пробегаю две мили в день.

Я подошла к краю крыльца.

– Что вы сказали? Он уехал?

– Да, где-то с полчаса назад. На пару недель уехал, – она наклонилась, чтобы поправить шнурки розовых кроссовок. – Я позабочусь о его коте, мистере Пудди, – она выпрямилась. – Знаете, он очень расстраивается и мяукает, как будто плачет, когда остается один, но со мной ему хорошо. Рой говорит, у меня прямо волшебный дар, – она подняла гантели и побежала по лужайке на улицу. – Увидимся.

– Да, увидимся, – машинально ответила я.

Набежавшее облако закрыло солнце, по траве пролетел резкий порыв ветра. Я медленно пошла к машине.