Неприличное предложение

Платон видел сильных людей. Видел очень сильных, несгибаемых, несокрушимых. Но этот мальчик вырос не просто сильным, он вырос львом. Могучим. Бесстрашным. Волевым, отважным, упрямым. Только главной в нём была не сила, не сокрушающая мощь его мужской красоты, не мужество и стойкость, не ум и смелость. Главным в нём было благородство.

Благородство его мятежной и чистой души.

«Просто он выбрал не тот путь, Платон. Мстить, лгать и вариться в грязном котле продажной любви без сожалений и угрызений совести — не для него, — с горечью сказал про Илью Селиванов и тяжело вздохнул. — Он выгорит дотла, если не поймёт, что поступает поперёк души и не покончит с этим».

Прегер как никогда был с ним согласен.

Но, как и его чёртов помощник, прекрасно понимал: никто не сможет Илье в этом помочь — это его звериная тропа, его жизнь и его путь. Куда бы он ни свернул, только он может его пройти.

Глава 32. Яна

Я позвонила раз сто. Но Илья так и не ответил. Наверное, выключил телефон. А, может, тот сел.

Но я всё равно ждала. Ждала как никогда.

И первый раз за последние дни была уверена в том, что делаю.

— Слава богу! — рванула я к двери, когда щёлкнул замок. Илья!

Он застыл на пороге, словно не ожидал меня увидеть.

— Илья! — повисла у него на шее. Первый раз полной грудью вздохнула его запах и замерла, наслаждаясь этим ощущением — свободы и безмятежности, с которой я могу теперь это сделать.

— Хвостик? — удивился он. И обнял меня так, как обнимал два года до этого — ласково, целомудренно и по-дружески. — У тебя всё в порядке?

— Нет, — уверенно покачала я головой. — А у тебя?

— Полная жопа.

— Как же я рада это слышать, — улыбнулась я. — Конечно, не тому, что у тебя всё плохо, — помогала я ему раздеваться, — а тому, что ты больше не делаешь вид, будто всё хорошо. Мне так много всего нужно тебе рассказать, — остановилась я, держа в руках его пиджак.

— Тогда я тоже рад, — улыбнулся Илья. Забрал одежду, повесил на вешалку. — Мне тоже столько всего нужно тебе рассказать. И я начну, пожалуй, с самого сложного, — упёрся он рукой в косяк двери, нависнув надо мной. Стиснул зубы до играющих желваков. Втянул воздух сквозь зубы. — Я…

— Работал мальчиком по вызову? — перебила я.

— Э-э-э… да. И это тоже, — выдохнул он и посмотрел на меня с сомненьем.

Я перебила его явно неудачно: он хотел сказать о чём-то другом. Но меня это не остановило.

— Божена спорила с матерью, которая запретила ей с тобой встречаться, и показала ей, видимо, твоё портфолио. А я стояла недалеко.

— Ясно, — кивнул он без энтузиазма.

— Мне плевать, Илья! — воскликнула я в ответ на его прикушенную губу. — И что ты трахал жену Прегера — тоже. И кого бы ты ещё ни трахал, и что бы ни делал — для меня всё это не имеет значения. Клянусь, это правда.

— Яна, — покачал он головой. Я пятилась в комнату, и он шёл за мной.

— Мне не надо ничего объяснять, Илья. Я принимаю тебя таким, как ты есть. Целиком. Едино. Неделимо. И только таким, со всем тем, что, может быть, тебе в себе не нравится. И чего ты стыдишься. Ты не должен мне ничего объяснять и ни в чём передо мной оправдываться. Особенно передо мной. Я очень сожалею, что не сказала тебе этого раньше. Я должна была.

— Нет, — покачал он головой и остановился, прижав меня спиной к роялю. — Ты — не должна. И если ты сейчас про Прегера — особенно. Я сам виноват. Я тебя оттолкнул. И всё к чёртовой матери испортил.

— Ничего ты не испортил, — подняла я руки и стала расстёгивать на нём рубашку.

Он прижал мою ладонь:

— Яна, остановись.

— Нет, — оттолкнула я его руку. Сорвала с плеч мятую ткань. А когда рубашка застряла на руках, посмотрела на него укоризненно. — Лучше помоги мне.

— Бесподобная моя, — выдохнул он, так и не шелохнувшись, — не делай того, о чём ты потом пожалеешь.

— Я не пожалею. Никогда. Как бы самоуверенно это ни звучало — никогда, Илья. Клянусь, — лёгким движением расстегнула я замок на спортивной кофте. И осталась ни в чём.

Это ничто ткнулось двумя тёплыми полукружьями в его обнажённую грудь, когда я подхватила его за шею и впилась в губы, никогда до этого так самозабвенно мной не целованные.

Его рука легла на мой затылок. И не знаю о чём думал Илья, когда помог мне избавиться от штанов, я думала о том, как сильно хочу того, что делаю. А ещё какой чертовски холодный рояль. И жёсткий…

— М-м-м, — замычала я, разрывая поцелуй и кивнула в сторону комнаты.

— Как скажешь, свет души моей, — подхватил меня на руки Илья.

Да так и оставил на коленях, когда сел на кровать.

И когда снимал брюки, обнажаясь догола, и потом, двигаясь к центру кровати, так и не отпустил. Обхватив его ногами, я меньше всего и хотела, чтобы отпускал. Первый раз прикоснувшись тем, что так долго берегла, к тому, чего так долго избегала — я испытала почти религиозный экстаз.

Святые Граали! Это было как прикоснуться к чему-то священному и при этом почувствовать сокровенное родство душ и неудержимое стремление друг к другу тел одновременно.

Предвкушение. Сближение. Причастность.

Илья лёг на спину, подхватив меня за ягодицы. Но держал не руками — взглядом.