Непрочитанные письма

Да, Сергеич, тут обхохочешься, это уж точно... За тебя, значит, норовят решить, как тебе сподручнее твои должностные обязанности справлять, за меня, бывало, тоже старались определить, какие темы актуальные, а какие не очень, о чем писать надо и о чем не след, за всех нас решили, что смотреть нам уместнее «Анжелику», а не «Полет над гнездом кукушки», и историю родины изучать не по Карамзину, а по Пикулю — о нас же заботясь, о гармоничном нашем развитии, активном мировоззрении и целостном восприятии мира... Инициатива. Самостоятельность. Закон о трудовых коллективах. Ау, мои братья и сестры командированные! Сколько раз мы с вами ставили автограф под лирическим текстом, составленным минкоммунхозом: «По первому требованию администрации обязуюсь освободить номер...», — не задумываясь над тем, что перечеркиваем свои конституционные права на неприкосновенность жилища. А сколько еще поправок и дополнений рождено чиновничьим вдохновением, ведомственным стремлением отредактировать, размыть, умалить, приторочить к своим куцым нужденкам и Основной закон, и другие законы, не основные, но главные...

— Самое занятное здесь, — сказал я, — что мой старший коллега был искренне убежден, будто стоит на страже истинной морали, нравственности, культуры... и чего там еще? вечных эстетических ценностей, что ли... Детишки его, «нормировщики» из министерств, тоже абсолютно уверены, что экономические интересы государства охраняют, блюдут, когда в мучительном усердии берут с потолка срок носки верхонок для какой-нибудь буровой или расход скрепок для всякой конторы.

— Во-во! — подхватил Макарцев. — Они у себя там решили, кому положен служебный транспорт, а кому нет — из названия должности исходя, а не из ее характера, естественно. И уж никак не из географических обстоятельств. Им подробности ни к чему... Наши расстояния ты знаешь, в чем смысл заключительных работ, тоже, наверное, в состоянии представить...

— Попробую, если поможешь.

— Сам допереть сумеешь, во всяком случае, что производятся они на скважине, а не в кабинете... Мне по должности уазик не положен. Вот и приходится выкручиваться. Я почему машину такую непонятную выбрал? Все догадываются, что без транспорта мне не обойтись. Да не только мне — любому начальнику отдела! Но: надо реагировать на входящие о режиме экономии. Надо реагировать на предписания об использовании спецтранспорта по назначению...

— Кстати, о встрече Сорокина на вокзале. Я ж тогда так и написал: если б в городе были рейсовые автобусы...

— Их и сейчас нет. Но все кому куда надо попадают. На чем угодно. Этакая игра в подкидного правой руки с левой. Короче, идут проверки. В смысле облавы. Милиция ловит, народный контроль... Останавливают нас однажды: куда, голубчики? А Саша, шофер мой, тут же нашелся: дерьмо качать! А что? Реалистичное объяснение — канализация у нас... А-а, говорит старший, понятно... Но помощник у него — въедливый такой парнишка — обошел кругом и вопросик подкидывает, на засыпку: где тут у вас насос? Ну да: трубы какие-то торчат, кран, а насоса не видно. Чем же качать? Однако Саша и тут не растерялся: мы, говорит, вакуум создаем! Те — отпали.

— Да тут бы и вундеркинды из «Что? Где? Когда?» отпали.

— Не, Яклич, тех не смутишь.

— Пожалуй, — согласился я. И спросил: — Чем штаб на Ловинке закончился?

— Чем-чем... Работать надо.

— Глубокая мысль.

— Исянгулову, видимо, придется уходить.

— Почему?

— Конечно, старикан он заслуженный, много для Севера сделал... Но сейчас... Сейчас он тормоз...

— Это уж точно — тормоз. Вам же вскачь охота. Эх, тройка, птица-тройка!.. Хотя тебе, Сергеич, помнится, больше нравилась «пара гнедых, запряженных с зарею». По кличке «давай-давай». А Исянгулов мешает. Тормозит. Сам-то ты веришь, что Ловинку удастся запустить в этом году?

— Веришь. Не веришь... Не тот разговор, Яклич. Работать надо, а не причины искать, почему работать нельзя.

— А если и впрямь нельзя? Так нельзя?

— Надо!

— Что вы разорались? — осведомилась Геля, с грохотом распахивая дверь. — Рабочего дня вам не хватило? Всех ваших распрекрасных Талинок-Ловинок не хватило? Машина давно уехала, я их жду-жду, а они под окнами базарят. Нашли время и место. А ну марш руки мыть! Все остыло уже.

«Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик, по обыкновению своему, поскакал во всю лошадиную мочь и в несколько минут был уже за городом. Расставаться трудно хотя на малое время с тем, кто нужен нам стал на всякую минуту бытия нашего. Расставаться трудно: но блажен тот, кто расстаться может не улыбаяся; любовь или дружба стерегут его утешение. Ты плачешь, произнося прости; но вспомни о возвращении твоем, и да исчезнут слезы твои при сем воображении, яко роса пред лицем солнца...»