Нет, нет, это не входило в ее планы. Всю дорогу в трамвае Сана репетировала, что скажет Вере. Первым делом она скажет, что это ошибка. Потом вспомнит всех изощренных ублюдков, каких знает, и скажет, что Вера все это выдумала. В конце концов, если и есть что-то положительное в свиданиях с парнями из университетского братства, так это умение заморочить голову лучшим из них. Но потом Сана смотрит на маленькую фигурку Веры на фоне безбрежного океана, на завитые волосы, слабо развевающиеся на ветру, и что-то надламывается у нее внутри. Нет, она не сможет солгать Вере. Никогда.
Сана всхлипывает, и Вера крепко ее обнимает.
– Айя, почему ты плачешь? – причитает Вера и похлопывает Сану по спине. – Так у вас, молодых, все драматично.
– Но вы… ваше сообщение… – Сана так задыхается, что не в состоянии выговорить целое предложение.
Вера отодвигается и заглядывает ей в глаза.
– Просто скажи, ты убивать Маршалла? Это ты? Ты давать ему голубя?
– Что… нет! – восклицает Сана.
К счастью, на пирсе в это время никого нет, потому что она выкрикнула это куда громче, чем планировала. Но даже если бы рядом кто-то был, ей нет до этого дела, потому что намного важнее все объяснить Вере.
– Нет, – повторяет Сана твердым, сдержанным голосом. – Я не убивала Маршалла. Сколько раз я желала ему смерти, но нет, я его не убивала.
Вера молча смотрит на нее, и ее острый взгляд пронзает, проникает в самые недра души. Проходит вечность, прежде чем Вера наконец хмыкает.
– Окей. Я тебе верю. Пока верю.
Сана вздыхает с облегчением. К ним неуклюже подходит Эмма. Вера обнимает ее и достает из сумки бутылку с теплым молоком. Эмма степенно кивает, потом забирает бутылку и возвращается к своим мелкам.
Вера вновь переключает внимание на Сану.
– Но объясни, откуда у Маршалла папка с твоим именем в названии?
Сана дергается, как от удара током.
– Папка? Что за папка? Где вы ее нашли?
– В ноутбуке Маршалла, конечно.
– Как вы сумели… Впрочем, неважно. Что там внутри?
Вера приподнимает брови.
– Это ты расскажи мне.
– Это… – Сана с трудом сглатывает. Надежда ворочается, распирает ее изнутри. Это совершенно точно убьет ее. Она слышит собственный сдавленный голос: – Мои картины?
Вера кивает.
– Хорошие картины. Может, не великолепные, но неплохие.
Сана готова рассмеяться. Комплимент в духе азиатских мам: никогда не перехваливай ребенка, всегда напоминай, что есть куда расти. Но Сану окатывает волна облегчения и накрывает с головой. Быть может, теперь-то она сможет наконец получить назад свои работы, преодолеть кризис? Но мысль о творческом блоке еще слишком весома. Те раны, которые нанес ей Маршалл, не заживут в одночасье.
– Идем, садись.
Вера отводит ее к скамейке и достает из сумки термос и две чашки. Наливает в одну из них обжигающе горячий чай и передает Сане. Сана берет чашку обеими руками, греет пальцы, подносит ее ко рту, и аромат обволакивает ее, как теплое одеяло. С первым глотком по языку разливается мягкая, едва уловимая сладость, и послевкусие еще долго держится во рту.
– Хризантема с фиником, – говорит Вера. – Думаю, кофеин тебе ни к чему.
– Ох, Вера. – Сана и смеется, и всхлипывает одновременно.
– А теперь рассказывай, что происходит.
И Сана рассказывает. С самого начала, потому что понимает: Вера хочет знать все, не только их историю с Маршаллом, а вообще все. И ей хочется выговориться. Она ждала такого случая едва ли не с детства.
– Моя мама росла в такой семье… ну, ее родители были… типично азиатские.
Вера щурится, и Сана поспешно добавляет:
– И это не всегда плохо. Но для моей мамы в этом не было ничего хорошего. Родители настаивали, чтобы она получила инженерную специальность. А мама ненавидела это, никогда не дружила с математикой и точными науками и не могла оправдать родительских ожиданий. В общем, мама бросила колледж, и родители фактически отреклись от нее. Какое-то время ей негде было жить, приходилось ночевать у друзей, но все это время она писала книгу. А когда закончила, нашелся агент, а потом – издатель. Книга принесла не так много денег, но мама написала еще одну, потом еще, и теперь у нее собственная империя, построенная на книгах, и родители никак не нагордятся ей.
– Ох, какая же она молодец! – Кажется, Вера искренне восхищается ее мамой.
Сана вздыхает.
– Да, отличная работа. Я рада за нее, правда, и вообще она классная. Но теперь, после всех испытаний, она живет под девизом: «Если я была бездомной и у меня все получилось, значит, получится и у других». Мама с детства твердит, как мне повезло, ведь она отошла от предрассудков азиатских родителей. Нет, моя мама понимает стремление к творчеству и ценит это, и не ждет, что я стану врачом, адвокатом или инженером. Вообще, с таким бэкграундом, она бы скорее разочаровалась, если б я сказала, что хочу заняться чем-то из перечисленного. – Сана горько смеется. – Но, к счастью для нас обеих, у меня, как и у мамы, больше творческий склад ума, чем аналитический. Я выбрала искусство. Думаю, она была так счастлива…
Так трудно подбирать нужные слова.