Нереальная реальность-2 Пятая цитадель

Гул нарастал, пока не превратился в оглушительный стрекот моторов. И вот потек стальной поток. Десятки - нет, сотни! - мотоциклов. Их вели татуированные громилы, все в черной коже, металлических шайбах, заклепках, браслетах. И в черных очках - это вечером-то и за рулем! В них была неумолимая сила. Они напоминали идущую стальным маршем по захваченной Украине танковую дивизию СС.

Милицейский «Москвич» от греха подальше юркнул в переулок.

- Откуда их столько? - поинтересовался Лаврушин.

- Рокеры! - заорал старичок, с красным знаменем в руке. - К стенке! Всех к стенке! Сталина им не хватает! Когда я служил в ГУЛАГе и убивал там людей, не было никаких рокеров! И наркоманов не было! Всех к ногтю! Да здравствует Сталин!

- Как вы можете? - укоризненно произнес интеллегентствующий, чисто одетый, с жалостливым взором хлюпик. - Мой дед погиб в ГУЛАГе. Мой отец погиб в ГУЛАГе. Моя мать родилась в ГУЛАГе, а потом была узником совести в психушке.

- И тебя в ГУЛАГ. К стенке. Всех к стенке, - развоевался старичок, и к нему стали придвигаться такие же, с томами Ленина и Энгельса под мышкой, старые, злобные, как черти из глубокого омута.

- А я в девяносто первом был на баррикадах, - не отставал хлюпик. - И нас поганые коммуняки давили танками. Живых людей - танками. Но мы выстояли, потому что не хотели, чтобы вновь вернулись ГУЛАГи.

Старичок спорить не стал, а просто дал древком знамени интеллегенту по голове. Тот рухнул на колени, но гордо воскликнул:

- Демократия победит!

И получил еще разок по голове. На этот раз толстенным фолиантом - Ленин, полное собрание, том одиннадцатый.

Друзья с трудом выбрались с Пушкинской, чудом не ограбленные, не искалеченные, целые - уже счастье.

- Нам бы пулемет прикупить. Без него тут ходить опасно, - сказал Степан.

- Тут пулеметом не обойдешься.

- А мы не можем отсюда смыться?

- Нет. У меня контакт с «пианино» утерян. Придется несколько дней тут прокантоваться.

- Да тут бы несколько минут выжить...

Но им опять повезло.

- Квартиры сдаются. Кому комнаты? - орали старушки и дедки, выстроившиеся около Почтампа.

- На пару дней? - спросил Лаврушин, выбрав скромную старушку, вызывавшую наибольшее доверие.

- Деньги вперед, милок. Эпоха на дворе такая. Как яе… базар.

- Рынок, село ты без МТС, - ворчливо поправил ее дедок в майке с надписью «Коррозия металла - тяжелейший рок!»

- Договорились, - сказал Степан.

Они выменяли в ближайшем обменном пункте рубли. И остановили такси.

- Так, - широкоплечий промасленно-пробензиненный шофер мрачно оглядел их. - Грабить будете?

- Да вы что? - смутился Лаврушин.

- Все так говорят, - поигрывая монтировкой задумчиво протянул шофер.

- Мы же интеллигентные люди.

- Во-во, на прошлой неделе два доктора наук были. И туда же - грабить.

- Да с нами старушка.

- Во-во, на позапрошлой неделе три старушки были. Кто ж мог подумать, что у них «наган».

- Не будем мы грабить.

- Ладно. Но деньги вперед.

Лаврушин дал деньги из долларовых запасов. Они сели в машину.

- И смотрите у меня, не шалите - шофер продемонстрировал обрез винтовки. – А не то сразу в брюхо пулю.

Машина ехала по московским улицам. Это было нечто! Даром, что поздний вечер - народу везде тьма. На Манежной был многолюдный митинг. На Лубянке - тоже митинг. На Сретенке шла стрельба. На Сухаревке милиционеры цинично били и обирали людей.

И везде был мусор-мусор-мусор. Будто все коммунальные службы получили задание не убирать город, а наоборот - завозить отходы со свалок. А еще везде были бомжи. Они валялись в огромных количествах - примерно столько бывало загорающих на городском пляже Сочи в разгар сезона. Пахло огромной помойкой.

- Трущобы какие-то, - сказал Лаврушин.

- Пярястройка, - сказал старушка, сидящая рядом с шофером такси.

***

Постояльцам хозяйка отвела маленькую комнатенку. Там были железная, с шишечками кровать и скрипучая раскладушка. Белье чистое, квартира теплая, воздух свежий - что еще надо?

- Чай с вареньем идите пить, - позвала старушка.

В квартире, стянув с себя крестом перевязанный платок, она выглядела существом премилым, особенно когда разливала из серебряного чайника заварку и из «Мулинэкса» горячую воду. Мебель в комнате была старая и ветхая - платяной шкаф, с петлистыми спинками стулья, на которые для мягкости положены мягкие цветастые подушки. Абажур массивной бронзовой лампы бросал мягкий красный свет.

На столе стояли розетки, вазочка с вареньем, блюдо с яблочным пирогом и тарелочка с печеньем «Юбилейное».

- Пейте-ешьте. Небось голодные, - приговаривала старушка.

- Есть немного, - кивнул Степан.

- Не знала, что гости будут, а то бы чего получше наготовила.

Говорила она с мягкими деревенскими интонациями, и вся была теплая, домашняя, под стать своему теплому и уютному дому.

- Откуда родом-то? - спросила она.

- Из Ленинграда, - врать вошло у Лаврушина в привычку, поскольку без вранья нечего и браться путешествовать по измерениям. Вранье - это как скафандр. Чем лучше врешь, тем лучше защита от враждебной окружающей среды.