– Алло, гараж! – крикнула я. – Я на ваши внутрисемейные разборки смотреть не хочу! Давайте закончим о деле, а потом хоть деритесь! Ко мне вопросы есть? Спрашивайте, пока я здесь. – Все переглянулись, подумали и промолчали. – Сергей! Ты результатами удовлетворен?
– Да, Таня! То, что ты совершила – это подвиг, – ответил он, по-прежнему стоя на коленях.
– Работа у меня такая – подвиги совершать, – хмыкнула я. – По расходам отчитаюсь позже.
– Не надо! – воскликнул он. – Мне Клавдия Петровна рассказала, сколько всего ты потеряла из-за этого дела. Оставь себе, а гонорар, как я и обещал, будет двойной.
– Ну тогда у меня все! Пошли, Лада! – предложила я.
– Ты, как всегда, всех победила, Танюша! – вставая со стула, сказала она и обратилась к Сергею: – А ты, если тебя здесь не убьют, зайди потом ко мне – поговорить надо.
Мы вышли из палаты, пошли к лестнице, и я сказала:
– Ну, наверное, пора мне домой – посмотрю, что от родимой хаты осталось.
– Во-первых, у тебя там все в порядке, а во-вторых, пока не долечишься, даже не думай об этом, – серьезно сказала она.
– Да у меня уже ничего не болит, – возразила я, имея в виду травму от выстрела.
– У тебя предъязвенное состояние, что неудивительно при твоей нервотрепке и нерегулярном питании черт-те чем. Хочешь до язвы доработаться?
Я покачала головой и пошла к себе – язвы желудка я не хотела.
У себя в палате я разоблачилась, разогрела в микроволновке успевший остыть обед – за нашими разговорами его время давно прошло – и с удовольствием поела. Потом я в халате прилегла на кровать и от чувства величайшего облегчения, что я закончила дело – ну и на полный желудок, конечно, – сама не заметила, как задремала. Меня ненадолго разбудили – уколы, капельница, а потом я легла спать уже по-настоящему.
Проснулась я неожиданно от того, что рядом со мной какой-то мальчик негромко читал детский стишок: «Наша Таня громко плачет – уронила в речку мячик. Тише, Танечка, не плачь…»
Притворяясь по-прежнему спящей, я пыталась сориентироваться, где он, и, поняв, нанесла удар, но моя рука провалилась в пустоту, а вот запястье оказалось как в капкане, и мужской голос закончил: «Дядя Рамзес достанет твой мячик».
– Нет, когда-нибудь я тебя все-таки убью, – рассмеялась я, включила ночник и села на кровати. – Как ты сюда попал?
Сидевший на стуле в костюме медбрата Рамзес снял со спинки кровати мой халат, протянул мне и голосом основоположника ответил:
– Нет таких кьепостей, котоые не могли бы взять большевики, – и уже серьезно спросил: – Как Бин? Он в палате не один, с ним тот мужик из «Хаммера» и его женщина, вот я и решил не светиться.
– Это свои, – объяснила я. – Именно благодаря им Иван спасся. Его жестоко избивали, чтобы он сказал, где документы, а он молчал.
– Да знаю я, что с ним сделали, – с ненавистью сквозь зубы процедил Рамзес.
– Ты видел ту запись? – воскликнула я и встретила его недоуменный взгляд. – Ну да! Ты ее видеть не мог. Откуда же знаешь?
– Наши рассказали, потому что нас с Кулем там не было – мы тебя охраняли. Наши ту машину, на которой Бина увезли, отследили прямо до Хмелевской полиции и собрались там, чтобы темноты дождаться и прикинуть, как входить будут. Мороз людей по домам разогнал, из ментовки, судя по темным окнам, тоже практически все ушли. Только они собрались, а тут что-то в воздухе просвистело, и звон разбитого стекла раздался. Потом к запасному входу в ментовку «Газель» подъехала, и высыпали оттуда парни в черном и в масках. И вошли они туда, как горячий нож в масло. Не хуже, чем мы.
Наши вмешиваться не стали – поняли, что они нам как минимум не враги. Буян, он там за старшего был, по часам засекал – семь минут у тех ушло на все про все. Ничего не скажешь – профессионалы. Первый вышел, кого-то маленького на руках вынес и в автобус занес. Следом вышел тот мужик из «Хаммера» и его женщина – досталось им крепко: он еле шел, а она, сама никакая, его еще поддерживать пыталась. Ну а потом вывели Бина – на плечах двух мужиков повис, голова на грудь упала, а ноги по земле волочились.
Ну тут наши и нарисовались, а у тех стволы! Буян им сказал, что мы без оружия, просто хотим забрать своего друга, и на Бина показал. А мужик спросил, есть ли у нас надежная больница, куда мы его отвезем, потому что он очень плох. Тут наши зависли – никто же не ожидал, что Бина так покалечат. А куда везти? К Нельке? Украденного из ментовки человека с такими травмами? Так из приемного покоя тут же в ту же ментовку и сообщат. Единственный вариант – везти к Кино в Тепловку, но это далеко – вдруг не довезем. Мужик все понял и сказал, что у них такая больница есть и Бину там обязательно помогут, и убедительно попросил не ехать за ними. Буян к Бину подошел, присел, в глаза заглянул и спросил: «Бин, ты их знаешь?» – а тот прошептал: «Это свои». Ну тут наши отвалили, а те уехали. Кто Бина спас, я понял, но я хочу знать, кто его искалечил! Я хочу, чтобы они за это ответили!
– Михайлов, который приказал пытать Ивана, и те, кто это делал, уже мертвы. Или будут мертвы, и смерть их легкой не будет, поверь! – успокоила его я.