Все было спокойно, и тут вдруг в четверг утром, когда я после завтрака лежала под капельницей и смотрела телевизор, в программе новостей диктор сказал, что начальник Тарасовского УВД генерал-майор Гришин уволен с занимаемой должности и задержан. Министерство начало проверку деятельности нашего управления, поэтому руководство канала считает некорректным выпускать анонсированную ранее передачу до того, как будут известны ее результаты.
На несколько секунд я замерла, а потом выдернула иглу, вскочила с кровати, кое-как влезла в шлепанцы и, надевая на ходу халат, бросилась к Полянской.
Войти я не решилась, но распахнула дверь и обозначилась в проеме.
– Уже знаю – это еще вчера произошло, – спокойно сказала она. – А сегодня утром в Тарасове высадился десант с такой проверочной комиссией, что головы полетят у очень многих.
– Но почему? – воскликнула я.
– Ты ту запись помнишь? – спросила она, и я кивнула. – Она пришла в министерство с таки-и-ими комментариями… И вот результат.
– Но ее же видели только мы четверо. С теми, кто снимал и прислал Ильину, все вопросы утрясли… Неужели его компьютер взломали? Или сделали копию с диска? Что он говорит? Где он его держал?
– Держал в сейфе. Как видишь, не спасло, – медленно говорила она. – Ты себе представить не можешь, сколько было заплачено за назначение Гришина, а люди свои деньги даже вернуть не успели. О прибыли я и не говорю.
– А кто его двигал? Надеюсь, не вы? Не вам теперь претензии предъявлять будут?
– К счастью, не я – я как раз была против, но меня не послушали. А теперь пусть сами расхлебывают. Ты убедила меня, – улыбнулась она. – Я сдала полномочия и теперь просто предпринимательница, жена, мама и бабушка. Конечно, они все ко мне по-прежнему обращаться будут, а я, если сочту нужным, что-то посоветую, но нервы трепать себе я больше никому не позволю! Я в отставке!
– И слава богу! – с чувством сказала я. – Надя знает?
– И Дима тоже. Грозятся к моему возвращению домой закатить пир на весь мир, – рассмеялась она и вдруг воскликнула: – Почему у тебя по руке кровь течет?
– Да это я капельницу… – начала объяснять я, но она рявкнула:
– Брысь к себе, и медсестру позови! Лечится она, называется!
Я сбежала к себе и вызвала медсестру. Та, оглядев разор, ни слова сказать не решилась, а принесла новую капельницу и, сердито сопя, установила ее, а я сопела виновато.
Когда она ушла, я принялась размышлять, зачем Рамзес это сделал, а это мог быть только он, потому что был единственным, кроме посвященных, кто знал об этой записи – сама же ему сказала.
Чтобы защитить меня от Гришина? Ерунда! Он знает, что у меня за спиной Полянская и поэтому меня никто не тронет. Нет, тут что-то другое, но что? В том, что он с помощью Куликова мог проникнуть в кабинет Ильина, я не сомневалась, но там же сейф! Взломать компьютер Ильина? Но неужели в областном следственном управлении служба компьютерной безопасности мышей не ловит?
Как я ни билась над этой загадкой, так и не смогла ничего понять.
А в субботу меня наконец-то выписали, но выдали такой лист назначений, что я затосковала – неужели у меня со здоровьем все настолько плохо? Мне нашли какую-то кофту – не в своем же разрезанном мне было идти. Потом я надела свой простреленный пуховик, взяла свою простреленную сумку с лежащими в ней простреленными смартфоном и ноутбуком и спустилась на первый этаж. Там я забрала у секретарши Полянской свои деньги и вышла на свежий воздух, где меня возле крыльца ждала Галина в своем «Хаммере», но за рулем был не Эдик, а какой-то другой мужчина.
– Куда едем, Галина Васильевна? – спросил он, когда я села к ней на заднее сиденье.
– В «Галерею моды», – ответила она.
– Галя, мне там одеваться не по деньгам, – предупредила я. – Или мы едем на экскурсию? Но тогда я неподобающе одета.
– Таня, ты считаешь, что твой характер круче моего? – неожиданно спросила она, повернувшись и посмотрев мне в глаза.
– Нет, – вынуждена была признать я.
– Тогда зачем споришь? – спокойно поинтересовалась она, и я, увидев серьги в ее ушах, поспешила перевести разговор на другую тему:
– А я думала, бриллианты у тебя менты в Хмелевке отобрали.
– Когда я поняла, что будет, я сняла все украшения с себя, забрала все у Эдика, завернула в носовой платок и положила в саквояж Михеича: подальше положишь – поближе возьмешь, – усмехнулась она.
– Отважная ты женщина, – покачала головой я.
– Когда у тебя будут дети, ты такой же станешь, – усмехнулась она.
Я не стала ей говорить, что замужество и деторождение в мои жизненные планы не входят – не поймет, и спросила:
– Как здоровье Эдуарда? – Она недоуменно на меня посмотрела, и я пояснила: – Твоего мужа.
– Он не Эдуард, а Эдмон.
– Странное имя для России, – заметила я.