Нерожденный

«Но этот рай под угрозой, – размышлял Фейхтвангер под мерное урчание мотора, – с Тихого океана надвигается ад. Японцы – по слухам, они изобрели какое-то страшное оружие. Никто толком не может сказать, что это такое, но рассказы очевидцев о рассыпающихся в воздухе самолётах, сгорающих кораблях и сходящих с ума людях имеют под собой реальную основу: слухи и сплетни не обратили бы в бегство вооружённые силы Соединённых Штатов Америки, сокрушившие Гитлера. И о потере Гавайских островов объявили официально – не воскресшие же японские мертвецы взяли Пёрл-Харбор. В городах по всему побережью зреет паника, люди бросают всё и уезжают в глубь страны, спасаясь от неведомой опасности. Неужели всё начнётся сначала, как в Европе в тридцать девятом? И что это за оружие?».

Писатель не знал, что уже совсем скоро он увидит это оружие в действии. Над Лос-Анджелесом шли на большой высоте шестимоторные «фугаки», а из-за горизонта медленно и зловеще вырастали силуэты японских кораблей, которых никто не мог остановить, Но Лион смотрел на дорогу, а не в небо, и отдалённый слабый гул моторов бомбардировщиков не был слышен за гудением двигателя «бьюика». Что же касается моря, то близорукий Фейхтвангер при всём желании не различил бы там ничего, кроме разве что труб и мачт грузовых судов, стоявших у причалов порта Лонг-Бич.

Безмятежность раннего утра была взорвана грубо и безжалостно. Над городом встал высоченный огненный столб, и прокатился рокочущий грохот мощного взрыва. И вслед за этим на улицы Лос-Анджелеса ворвался огненный ад.

Из окон домов с глухим гулом вырвались клубы огня, строения вспыхивали одно за другим, словно какой-то невидимый злой шутник поджигал их, млея от удовольствия. Пожаров было великое множество; они вспыхнули почти одновременно, как будто в каждом доме дремал свой демон огня, и теперь все эти демоны разом проснулись и дружно взялись за работу, поджигая и разрушая. На мостовую водопадом сыпались битые стёкла, из окон вылетали горящие клочья непонятно чего (Лион вспомнил занавеску, на которую он смотрел полчаса назад). Отчаянно кричали люди, но крики их заглушались гулом новых взрывов и ликующим рёвом пламени, пожиравшегося рушащиеся здания со всеми их обитателями.

Дорогу затянуло удушливым дымом. Фейхтвангер затормозил и выскочил из машины, пытаясь понять, где он находится. Он увидел дверь, а затем она с треском распахнулась, и из неё вывалилась истошно вопящая женщина в горящей одежде и с горящими волосами. Лион оцепенел, но мгновение спустя бросился к несчастной в надежде сбить пламя. И тут что-то ударило его в спину и швырнуло на мостовую, на которой плясали багровые блики.

Горевшая женщина куда-то пропала, исчезла в дыму. С трудом поднявшись, Лион оглянулся. Его машины больше не было: на её месте осталась груда искорёженного железа, охваченная языками танцующего пламени. «Бензобак, – механически отметило сознание. – Взорвался бензобак, взял и взорвался. Хорошо, что я вышел из машины». Мысль Лиона была спокойной и отстранённой – слишком страшным было то, что творилось вокруг него.

Фейхтвангер сделал несколько шагов, задыхаясь и кашляя в едком дыму. А потом под его ногами дрогнула земля. И раскололась, а из разверстой трещины ударила стена воющего огня. «Землетрясение? – подумал Лион. – Как? Почему? Его вызвали японцы? Но этого не может быть…».

От страшного жара трещали волосы на голове и дымилась одежда. Закрывая лицо руками, Лион пытался найти выход из гигантского костра, в который за считанные минуты превратился огромный город, искал – и не находил. В дыму и пламени с грохотом осел и развалился горящий дом, дымящийся обломок ударил Фейхтвангера в плечо и сбил его с ног. Опираясь дрожащими ладонями в горячий камень, писатель приподнялся и, встав на колени, закричал в раскалённое небо, затянутое дымом исполинского аутодафе:

– Господи, за что?! За что!!!

Горящий Лос-Анджелес

…В тридцатые годы двадцатого столетия в быт американцев прочно вошли газовые плиты, очередной подарок цивилизации, и пятнадцать миллионов американских домохозяек (прежде всего в больших городах) с радостью отказались от керосинок и примусов, от дров и угля. И никто не мог предположить, чем это обернётся…