Несчастный род

Наконец глухая чаща расступилась, и взорам нашим открылась небольшая поляна, устланная мягкой зеленой травой, усеянная душистыми цветами. Темная чаща окружала поляну, узкий ручеек, словно хрустальная лента, прорезал ее, играя быстрой серебристой волной. Когда мы вступили на эту поляну, брат внимательно поглядел на меня и спросил:

— Не страшно тебе, Петр?

— Страшно? Отчего же?

— Знаешь ли ты, что мы в жилище самодив?

Эти слова будто обожгли меня. Я отшатнулся, задрожал, как осиновый лист, и не мог вымолвить ни слова. И неудивительно: с детства мне наполняли душу разными суевериями. Каких только чудес не рассказывали мне об этих самодивах! Будто они ловят людей и заставляют их носить себя по всяким нечистым местам или, облюбовав кого-нибудь, высасывают из него кровь. Вот почему я задрожал, когда услышал, что мы находимся в жилище самодив. Брат мой, увидев, что я перепугался, подошел ко мне и взял за руку:

— Не бойся, Петр! Все, что тебе рассказывали про колдунов и волшебников, — ложь, глупость и суеверие. И я верил раньше, что существуют самодивы, и боялся их не меньше тебя, но когда узнал, что все это пустые выдумки, я перестал в них верить, перестал бояться.

— Откуда ты знаешь, что это пустые выдумки? — спросил я брата, все еще дрожа от страха.

— Сейчас ты услышишь все подробно.

Брат мой опустился на мягкую траву и стал рассказывать:

Забрел я на эту полянку случайно. Меня поразила красота этого места, но еще больше я удивился, увидев, что навстречу мне идет какой-то человек, судя по одежде — смиренный пустынник. Приблизившись ко мне, он остановился и скрестил руки. Я долго смотрел на него. Ангельское лицо, кроткий взор, исполненный небесной благодати, невольно пробудили во мне чувство благоговения.

«Должно быть, несчастье привело тебя в эти пустынные места?» — ласково и кротко спросил он. Все мои несчастья сразу припомнились мне, и я отвечал с волнением:

«Да, я несчастный человек… но не горе заставило меня притти сюда».

Я рассказал ему все, что было. Выслушав меня со вниманием, он проговорил:

«Да, ты и вправду несчастный человек, но если послушаешься меня, то скоро забудешь свои злоключения».

— Тут старец открыл мне, что место, где мы стоим, зовется самодивской обителью. Заметив мой испуг, он стал убеждать меня, что колдунов и волшебников не бывает и никогда не бывало, и посоветовал мне остаться с ним. Я послушался его и остался.

Брат мой замолчал и задумался. Я не мог стерпеть и спросил:

— Где же сейчас этот пустынник?

— Он скончался через три дня, — печально проговорил брат. — Я построил себе хижину и навсегда поселился на этой поляне; но и тут меня не оставляла мысль, что ты, брат мой, со своим семейством, как и брат наш Вылко, подвергаетесь опасности, и это лишало меня спокойствия. Почти каждую неделю ходил я в Шумен и под видом нищего просил там подаяния. Много раз я бывал и у вас, и вы всегда оделяли меня щедрой милостыней. С неделю назад я был в Шумене и случайно, в корчме, услыхал от двух янычар, что Джамал-бей собирается поджечь ваш дом, а вас всех перебить.

Узнав об этом, я решил защитить вас во что бы то ни стало. Пошел в Драгоево, собрал с десяток молодых юнаков и с их помощью вырвал тебя и твоего сына из рук грозившей вам ужасной смерти.

— Значит, вот кто освободил нас, отец! — воскликнул Влади с восхищением.

— Твой дядя был ангельски добр, Влади. Долго я умолял его уйти с нами и поселиться в каком-нибудь селе, но он ни за что не соглашался.

Вот почему мы живем на этой полянке; она до сих пор считается самодивской обителью, и благодаря этому нас здесь никто не тревожит… К нам не смеют подойти даже самые свирепые янычары и кирджалии.

— Ага! — воскликнул Влади. — Теперь я понимаю, отчего мои товарищи боятся подходить к нашему жилью. Суеверы! Они думают, что я живу среди колдунов!.. Но где же дядя Иван?

— Он умер, но не своей смертью.

— Отчего же он умер?

— Однажды он ушел с раннего утра и только под вечер вернулся весь израненный, в крови… Одна рука у него был отрублена, а в другой он нес… знаешь ли кого, Влади? Твою мать, тоже израненную и окровавленную…

— Матушку? — в ужасе крикнул Влади.

— Твой дядя, — продолжал Петр, — скончался через пять минут, а твоя мать жила еще около часа; но я не мог ничего узнать от нее — она не произнесла ни слова…

— Как это ужасно, отец! — простонал Влади, сжимая голову руками. — Наш род, вся наша семья, кроме дяди Вылко, все терпят такие страшные несчастья…

— Может быть, и дядя твой Вылко страдает, Влади. Мнится мне, что и он попал в страшную беду…

— Отчего же он не придет к нам? Почему мы не спешим к нему на помощь?

— Видно, он решил, что нас нет в живых, как и мы не знаем, жив ли он…

Петр не договорил и дал волю горьким слезам.

III. Жизнь вместо смерти

Долго Петр и Влади неутешно оплакивали страшное свое горе, как вдруг у ворот послышался тихий стук. Петр в испуге поднялся со своего места, снял со стены черные маски, надел одну на себя и, подавая другую Влади, сказал:

— Скорей!.. Случилось что-то небывалое!..