Неспящая [=Кикимора]

— Это у тебя что, ментолин?! — изумилась я.

Баринов выпрямился и повернулся ко мне:

— Да.

— Ты что, с ума сошёл?!

— У тебя есть другое предложение? Я слушаю, — невозмутимо сказал Димка.

Если не делать ничего, спокойный кокон может продлиться до недели. Если использовать разрешённые активизирующие препараты, можно разбудить кикимору в пределах суток, реже двух. А ментолин рвёт кокон практически сразу. Но это жестокая физическая пытка, поэтому ментолин для применения в дружине официально запрещён. Если сейчас вколоть Корышеву этот шприц, крючить и колбасить его будет очень жёстко. Но Макс… Мой Макс попал в беду, и есть ли у меня выбор?

— Хорошо, Дима. Нет других предложений. Коли.

Баринов ободряюще улыбнулся мне, снова склонился над кикиморой и сделал укол.

Убрав использованный шприц обратно в коробочку, Димка взглянул на меня серьёзно:

— Лада, ты не выдавай меня, договорились?

— Я знаю, что некоторые ребята достают где-то эту дрянь и применяют. Марецкий, например. Но чтобы ты?!

Баринов не смутился, только стал ещё серьёзнее:

— Иногда в нашем деле без этой дряни не обойтись. Вот как сейчас, например. Не выдашь?

— Я с Карпенко не секретничаю, — отрезала я.

— Да Карпенко-то знает, — хмуро отозвался Баринов. — Ты Айболиту нашему не рассказывай. Мне будет стыдно ему в глаза смотреть.

Я только кивнула. Вот не мне теперь Димке мораль читать.

Баринов глянул на экран тонометра.

— Ребята! — окликнул он своих напарников. — Давайте сюда.

Парни подошли, опустились на пол по бокам от Корышева.

— Это вторая группа, не забывайте об этом, — строго сказал Баринов. — Не зеваем и не расслабляемся. Особенно тебя, Дэн, касается… Внимание, параметры критические.

Баринов встал над кикиморой на колени, потом уселся ему на ноги. Напарники таким же способом зафиксировали Корышеву руки.

— Давление поползло, — предупредил Баринов и поправил тонометр на кикиморе, повернул так, чтобы экран не разбился, если руку сильно трясти будет. — Всё, ребята, работаем.

Они замерли, прижимая к полу совершенно безжизненное тело.

И тут Корышев дёрнулся. Потом ещё и ещё раз, всё чаще и чаще. Его тело напряглось и выгнулось на несколько секунд, а потом обмякло. Но дружинников не проведёшь, они своё дело знают. Парни ещё сильнее навалились на кикимору.

Корышев размеренно задышал. Вдох у него был бесшумный, а выдох сильный и хриплый, словно у тяжёлого астматика. И выдохи становились всё громче и отчаяннее, словно он хотел сбросить держащих его парней. Но он не хотел. Он пока ничего не хотел. Ему было больно, его мучили парализующие судороги по всему телу.

— Лада, ты выйди, что ли, — проговорил Баринов с досадой. — Не надо тебе на это смотреть…

Видела я это, и не раз. Ничего хорошего, мягко говоря.

Я просто отошла в сторону, присела на пол у дивана и, подтянув колени к себе, согнулась и спрятала лицо.

— А, чёрт! — сдавленно выругался Баринов. — Пульс взлетел… Дэн, я кому сказал, твою ж мать?! На дело смотри!

Через всего несколько секунд возились на полу и пыхтели уже все четверо. Корышев — высокий сильный мужик, а когда кокон сопротивляется разрыву, мышечная сила многократно возрастает и, помноженная на судороги, делает кикимору очень опасной.

Я слушала сопение ребят и мучительные стоны Корышева, и мне хотелось провалиться куда-нибудь.

— Та-а-ак, обоссался, наконец, — с облегчением отметил Баринов. — Отлично. Сейчас на спад пойдёт…

Прошла ещё пара минут, и Баринов деловито скомандовал:

— Отдыхаем немного, но не расслабляемся!

Я подняла голову.

Они посадили Корышева, завели ему руки назад, надели наручники и прислонили его к стене. Он больше не бился в конвульсиях, но дышал всё ещё с усилием. Лицо его было свекольного цвета, пот бежал струйками по щекам, по плечам, по груди. Глаза казались двумя чёрными дырками. И эти дырки смотрели прямо на меня.

Как же всё просто получается в этой жизни. Взять странного человека, который любит кофе, обжаренный на стружках апельсинового дерева, и за пять минут превратить его в едва живой обоссавшийся кусок мяса.

Корышев медленно провёл языком по губам.

— Воды хочешь? — спросил Баринов.

Кикимора медленно покачал головой.

— Как тебя зовут, помнишь?

— Я даже, как тебя зовут, помню, — сипло проговорил Корышев. — Давно не виделись, Дмитрий.

— Как себя чувствуешь?

— Только не надо делать вид, что это тебя заботит, — фыркнул Корышев с трудом.

— Штаны чистые дать?

Корышев посмотрел вниз, покривил губы и пожал плечами:

— Да зачем? Я ж не со страху, а по обстоятельствам, так что мне не зазорно. А вы нюхайте, вам не помешает.

Баринов пожал плечами и повернулся ко мне:

— Ну вот, Ладка, а ты боялась. Клиент — как огурец!

Да уж, боялась я точно напрасно. После такой встряски так чисто выйти из кокона и настолько безупречно держать себя в руках… Похоже, Корышев гуляет на свободе не благодаря связям мамаши, а потому что научился идеально справляться со своим организмом и сумел это доказать.

Я встала и подошла к Баринову. Мы вместе присели перед кикиморой.

— Догадываешься, зачем мы тебя разбудили?

— Понятия не имею, — проворчал Корышев.

— Где Максим Серов?