Неспящая [=Кикимора]

— Под капельницей пришёл в сознание, — ответил Эрик. — А теперь я хочу знать, какого чёрта вы учинили?! Организм Корышева был замечательно отлажен. То, что ты сделал, совершенно недопустимо! Любое вмешательство в цикл саморегуляции для кикиморы второй группы может стать критическим. Мне что, написать докладную Карпенко? Чтобы он отправил тебя на начальный курс введения в специальность? Это уму непостижимо, Баринов, ты чем думал?!

— Это было необходимо, — угрюмо сказал тот.

— Необходимо?! — вспыхнул Эрик. — Хорошо, как знаешь. Не я буду с тобой разбираться! И не здесь!

— Эрик, — подала я голос. — Это и правда было нужно сделать. Дима спросил моего согласия, и я согласилась.

— А… — Эрик даже задохнулся. — А с каких это пор, позволь тебя спросить, у тебя спрашивают разрешения на действия, от которых зависит человеческая жизнь?!

Эрик ещё несколько секунд подождал ответа, потом схватил меня за руку и потащил вон из кухни. В своём закутке он толкнул меня на табурет, сам навис сверху, упираясь кулаками в столик с ноутбуком.

Я всё ждала, что он скажет. Но Эрик, помолчав немного, отчаянно и заковыристо матюгнулся. Он может, вообще-то, когда ситуация патовая. Когда что ни сделай, что ни скажи — всё бессмысленно.

— Как ты могла?! Я был уверен, что уж кто-кто, но ты никогда не сделаешь ничего им во вред. Как же так?!

— Нам некогда было ждать, когда Корышев выйдет из кокона! Он что-то знает о Максе.

— О каком ещё Максе?! — раздражённо бросил Эрик.

Я подняла голову, взглянула ему в глаза.

— О моём Максе. О Серове.

Эрика можно, конечно, подкалывать, сколько угодно. Говорить ему, что пора поумнеть, повторять, что он за деревьями леса не видит и не замечает очевидных вещей. Да, обычно он настроен только на ту волну, которая в данный момент важнее всего, а все другие пропускает мимо. Но если он хочет разглядеть, он видит.

— Вот оно что… — процедил Эрик, с трудом сдерживаясь.

— Я люблю Макса.

— И ты думаешь, это тебя оправдывает? — сурово уточнил Эрик.

— Не оправдывает, — согласилась я. — Но придётся мне как-то дальше жить вот так, без оправдания.

— Моя сестра тоже любила. Она погибла ради твоего отца, но людей не пытала.

— Хорошо, в следующий раз я так и сделаю.

— Что сделаешь?

— Погибну.

— Ты совсем, что ли, рехнулась?! — рявкнул Эрик и тут же осёкся, устало закрыл глаза. — Ох, Ладка…

Он мрачно молчал, а мне стало безумно его жаль и очень стыдно.

— Эрик, прости меня, пожалуйста.

Он всё молчал, и его скулы ходили ходуном.

— Почему ты мне раньше ничего не сказала? — спросил он, наконец, уже спокойнее. — О том, что вы с Серовым?..

— Для чего было говорить?

— Хотя бы для того, чтобы я сегодня не удивился. Чтобы понимал, что происходит, и не проклинал тебя, дурочку такую…

— Проклинай, от меня не убудет.

Дядя только потрепал меня по макушке.

— Эрик, не гони волну на Баринова, хорошо? Карпенко и так в курсе, Димка ему доложил.

Эрик мрачно насупился и пожал плечами, дескать, как получится.

— Как там Корышев?

— Не всё ли тебе равно?

— Эрик!

— Тряхнуло его очень сильно, — нехотя ответил Эрик. — Но он прекрасно справляется. Побочка ещё потянется день-два. Я бы понаблюдал в стационаре, но он настаивает, что после неотложных процедур вернётся домой. Имеет право… Карпенко я скажу, конечно, чтобы проконтролировал его ещё некоторое время.

— Хорошо, — я встала. — Пойду я к ребятам.

— Тебе домой надо, отдыхать.

— Нет, мне надо быть здесь, мало ли, новости какие-то появятся.

Эрик только со вздохом развёл руками и безнадёжно отмахнулся.

— Эрик, а скажи…

Дядя вопросительно наклонил голову набок.

— А можно стать кикиморой… по желанию?

Эрик несколько секунд смотрел на меня, потом пробормотал:

— Да что с тобой такое, Ладка?

— Так можно или нет?

Он зажмурился и потёр виски.

— Эрик?!

— Нет, Лада, нельзя, — твёрдо сказал он. — Чтобы запустить этот процесс принудительно, надо по меньшей мере знать биологический механизм явления. А мы до сих пор не знаем ничего. Поэтому нельзя.

— А если кто-то знает?

— Что?

— Биологический механизм явления. Тогда можно?

— Тогда можно, — кивнул Эрик. — Теоретически. Но не так, что вчера мы что-то поняли, и завтра начали превращать людей в кикимор по желанию. Да и посмотреть бы на идиота, у которого возникло такое желание… В любом случае, на нашем веку этого не произойдёт, я думаю.

— Ясно, спасибо.

— Что за странные вопросы, Лада?

— Просто так, — я постаралась улыбнуться.

Эрик покачал головой:

— Мне не нравится твоё состояние. Сколько ты не спала?

— Часов тридцать пять-тридцать шесть, кажется. Но ты зря волнуешься, я смертельно устала и валюсь с ног, так что я здорова.

— Это я вижу, — вздохнул Эрик. — Если ты не хочешь ехать домой, тебе надо отдохнуть здесь. У нас две пустые каморки. Я скажу Веронике, чтобы она наскоро постелила тебе в одной.

— Да не засну я.

На самом деле устала я настолько зверски, что голова уже была как цементом залита, аж моргать трудно. Но я сомневалась в том, что смогу сейчас расслабиться.

Эрик взглянул на меня, вздохнул: