Неспящая [=Кикимора]

— Я понимаю, что тебе есть, о чём подумать, но так тоже нельзя. Я попрошу Веронику, чтобы она заварила тебе травяной чай. После него точно заснёшь… Посиди здесь, много времени это не займёт.

Я кивнула, села обратно на табурет, а Эрик вышел в коридор.

Из-за тонкой временной перегородки хорошо был слышен гомон кикимор в общей комнате, а прямо напротив закутка Эрика завывали две огромные стиральные машины, работающие обычно почти круглые сутки. Так что все остальные звуки из помещений подвала, расположенных ближе к выходу, сюда не доходили.

Я ждала возвращения Эрика минут двадцать, но он так и не пришёл. Отдёрнув занавеску, я выглянула из закутка.

В коридоре никого не было, но дверь в палату терапии была отодвинута, и у постели Корышева я увидела самого Виталия Карпенко.

Корышев, прикрытый простынкой, лежал бледный, с катетером от капельницы в левой руке. Карпенко стоял над ним. Визит начальника к кикиморе, похоже, был недолгим и уже заканчивался.

Я прошла несколько шагов по коридору, пока мне не стал слышен голос Карпенко.

— … Как начальник дружины я приношу вам извинения за своих подчинённых и их необдуманные действия…

Корышев неторопливо кивал.

— … и вы, конечно же, имеете право подать жалобу как в департамент здравоохранения, так и в объединённый комитет дружин. От себя лично могу заверить, что я разберусь во всём, и виновные будут наказаны, — закончил Карпенко.

Корышев пожал протянутую руку Карпенко и поморщился:

— Ничьей крови я не хочу. Просто скажите своим ребятам, чтобы оставили меня в покое.

— Выздоравливайте, — сухо пожелал Карпенко и, повернувшись к выходу, наткнулся на меня. — В чём дело, Лада?

— Можно вас, Виталий Сергеевич, на два слова?

Я видела, как Корышев с койки пристально в меня вглядывается, но я предпочла в лицо ему не смотреть.

— Если на два, то можно, — сурово согласился Карпенко, и я отступила, пропуская его в коридор. — Что ты хочешь мне сказать?

— Виталик, Корышев что-то знает… — начала я говорить ему в спину, потому что в тесном коридоре идти бок о бок было невозможно.

Карпенко на ходу обернулся ко мне, резко вскинул руку:

— Давай-ка на свежий воздух, там поговорим.

Мы поднялись наверх и вышли из подъезда.

Наше двухэтажное здание располагалось во внутреннем дворике, окружённом с трёх сторон высокими глухими стенами соседних домов. Глазеть на то, что происходит вокруг штаба, особо некому. На воротах был шлагбаум и круглосуточный пост охраны, да и вывеска висела, поясняющая, что тут за учреждение, и народ старался обходить нас стороной: а ну как бешеная кикимора на свободу вырвется. Тем более, что случаи такие бывали.

Поэтому во дворе обычно никого из чужих, да и свои-то редко тут стоят. Сейчас я заметила только бородатую кикимору Васю, который курил под старым тополем. Завидев меня и начальника, он тут же затушил окурок о дерево и мгновенно исчез.

Карпенко отошёл на пару шагов в сторону, повернулся ко мне и заговорил, не давая вставить ни слова:

— А теперь послушай меня, Лада… Я запрещаю приближаться к Корышеву без достаточных на то оснований! Никаких обвинений и намёков! Выходка Баринова ещё может принести дружине серьёзные неприятности. Ты в курсе, что у Корышева за семья? Будет просто невиданной удачей, если они не дадут ход делу…

— Они не дадут, — перебила я его. — Корышев не общается с семьёй.

— Даже я не знаю этого наверняка! — прошипел Карпенко. — А ты и подавно!

— Виталик, Корышев знает, что случилось с Максом!..

— Стоп! Дальше можешь не продолжать! Я не желаю слышать эту мистическую чушь про фантомный телефон! Меня не интересуют ваши с Бариновым идиотские подозрения! — совсем разъярился начальник. — Ты думаешь, я не проверил? Да, внятного алиби у Корышева на вчерашний день нет, но и того, что Серов к нему заходил, никто подтвердить не может. И никто не видел Корышева в том дворе на шестнадцатой линии, ни с рюкзаком Серова, ни без. И я только что посылал к нему на квартиру другую группу, и они обыскали всё ещё раз. Ничего не нашли! Нет на него ничего, кроме домыслов Баринова! А если ты будешь продолжать мутить воду, твоей ноги здесь не будет, и Эрик мне не указ! В конце концов, тут за всё отвечаю я, а не он! Это ясно?

Я молчала.

— Я спрашиваю, ясно?!

— Да, Виталий Сергеевич.

— Замечательно. Я рад, что ты такая понятливая, — процедил Карпенко сквозь зубы и пошагал обратно в штаб.

Конечно, неприятностей на высоком уровне никому не хочется. Но, похоже, Виталика только это и заботило. И даже наплевать ему, что мы с Бариновым кикимору мучили. Не будь Корышев сыном известного человека, не было бы столько шума и пыли. Поэтому, глядя в спину удаляющемуся Карпенко, я искренне пожелала ему нарваться на неприятности, на те самые, которых он боится.

Постояв немного в пустом дворе, я побрела обратно в подвал.

Спустившись вниз, я услышала сдавленные женские рыдания, и не откуда-нибудь, а из каморки для коконов.

Открыв дверь на звук, я увидела картину довольно неожиданную.