Нестор

«Здравствуй! Письмо пересечет несколько границ, поэтому буду называть тебя просто С. Не обидишься? Мне так посоветовал папа, он недавно приезжал, и это был для нас с мамой настоящий праздник. Папа дал адрес, как он сказал, na derevnyu dedushke, но почему-то он уверен, что письмо дойдет. Наверно, потому что папа – немножко колдун. Когда я ему говорю об этом, он смеется, но при этом запрещает читать вслух книгу «Коррактор». Отчего именно вслух, не говорит, только я знаю. Но это секрет. Тс-с-с!»

Письма в интернате раскладывают по ячейкам. Над каждой – буква из алфавита, а все вместе – большой ящик, прибитый к стене в прихожей главного корпуса, бывшего игуменского. Зофи забегала туда редко. Незачем, писем не ждала. Иногда только бросала взгляд на ячейку под буквой «Г» – и шла себе дальше.

Но вот сегодня пришло, причем в чистом конверте. Ни марки, ни адреса, только «Зофи Ган» чужим почерком по белой бумаге.

«Папа сказал, что я могу тебе помочь, Я вначале очень удивилась, мне только-только исполнилось одиннадцать. Живу в чужой стране, скучаю по папе, утешаю маму, когда она плачет. А еще дерусь с мальчишками в школе, потому что они ругают немцев. Это неправильно! Немцы – разные. Есть папа, есть его друг, который очень любит цирк. Есть те, с кем ты, С., познакомилась в Германии.

Папа говорит, что ты настоящая валькирия. Мне такой не стать, я маленькая, темноты боюсь. Но. Моя. Рука. С. Тобой. U ime boga Crnog, u ime Mlina, u ime Nebeskog kamena!

Не бойся, это не из «Коррактора», просто, чтобы надежней было».

На всю страницу – контур детской ладони, обведенный зелеными чернилами. Зофи приложила свою и почему-то вздрогнула.

«Я буду тебе иногда писать, если ты не против. Внизу – адрес, это главпочтамт в Осло, но твой ответ мне передадут. Папа и я об этом позаботимся. Твой знакомый доктор просит передать, что очень по тебе скучает. И еще одна женщина с именем на букву «И», но я ее ненавижу. Подрасту – брошу вызов. Odbor Pravih нас рассудит. Держись, С.! Я далеко, но я все равно – рядом. Твоя заочная подруга К. Rotfront!»

6

– Р-руки назад! – рявкнул роттенфюрер-эсэсман, – Па-а-ашел!

Добрый однако! Мог бы и прикладом двинуть.

Над Бухенвальдом, Городом Солнца, сиреневые сумерки. Всех уже загнали в «блоки», поэтому идущий между бараков заключенный засветится ясным месяцем. А под конвоем – в самый раз, почти как в шапке-невидимке.

– Возьмешь чего? Шнапс есть, шоколад, сигареты, французские, между прочим.

И голос иной, и тон. Оборачиваться Иоганн Вайс не стал, привык к подобным метаморфозам.

…Сигареты нужны, они тут вместо валюты. Попросишь чего, отвали парочку – или даже полпачки в зависимости от просьбы. Вроде смазки в подшипниках, чтобы крутились без шума и дыма. Но шоколад… Половина плитки в день – и можно выжить, проверено. В «блоке-5» парню из Праги совсем плохо…

– Шоколадку и пачку сигарет. Только у меня денег сейчас не хватит.

– Кредит – тридцать процентов в день, – отозвался Вилли-роттенфюрер. – Тебе, так и быть, без процентов, добрый я сегодня. На обратном пути передать?

– Ага.

Роттенфюрер куплен с потрохами, причем продался сам и очень охотно. Для него Вайс, номер 30970, не бывший красный комиссар, а криминальный с зеленым «винкелем». Своя своих познаша.

Шли недалеко, в больничный барак. Из лекарств там имелась лишь зеленка, но за мзду «лагершрейбер» мог на день-другой освободить от работ. Поэтому «больничка» не пустовала.

Прибыли!

– Здесь тебя подожду, – рассудил Вилли. – Разговор есть… Чего стоишь? Па-а-ашел!

Вокруг больничного барака – колючка, у калитки еще один эсэсман. Вход – три сигареты, кредит не предусмотрен.

– Добрый вечер, штурмманн!

– Вайс? Зачастил ты что-то. Не к «атлету»[80] часом? А то я могу сигарету тебе сэкономить, одним ударом всю челюсть вышибу. Га-га-га!..

Прямо за калиткой – главный вход, туда не надо, надо к боковому, что слева. Хорошо, что штурмманн отвернулся…

За дверью – темно. Сигаретный дым, голоса. В проходе – знакомый парень, из «красных», кличка Мюке. Каждый раз встречаясь с ним, Вайс удивлялся. Комар – почему? Больше на богомола некормленого похож.

– Нестор? Заходи, уже начали.

* * *

Подпольный лагерный комитет[81] решили назвать «интернациональным», за проволокой не только немцы и евреи, но и чехи, австрийцы, швейцарцы. В этом все оказались едины, во всем прочем – нет.

– Не дело, камрады! Двоих спасем, сотню все равно загубят, а потом и до тех двоих доберутся. И до нас самих! Предлагаю – восстание, как в Бёргерморе, как в Горгау! Захватим главный лагерь, потом поднимем филиалы. Если быстро и все сразу – потери будут минимальны, по моим расчетам – десять процентов. Восстание предлагаю приурочить к началу войны, как только Вермахт перейдет границу. Тогда нас обязательно поддержат.