Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера

– И вот спрашивается, зачем им нужна моя кровь, если моё заболевание не связано с физикой тела, когда меня мучают психического рода недуги? Они что, хотят посредством кровопускания, так называемым понижением моего кровеносного давления в мозг, исследовать мою реакцию на внешнее вмешательство. Ну что ж, я их могу обрадовать, я психую. – Левша своим яростным взглядом погрозил кому-то невидимому, затем возвращается к Гаю и уже более миролюбивым тоном, но всё же с угрожающим посылом, делает совсем не понравившееся Гаю заявление. – Они, что думают, что участь оказаться на моём или на твоём месте, их обойдёт стороной. Да ничего подобного. И когда-нибудь, даже при моём нахождении здесь, один из них обязательно окажется на этой кровати, – Левша непонятно для Гая почему, указывает на его кровать (может интуитивно чувствует в нём врача), – и тогда…– Левша наклонился к Гаю и тихо добавил, – ему ничего не поможет.

И после таких откровений Левши, у Гая и вовсе всё желание быть искренним пропало, и даже если лечащий врач начнёт допытываться, где он его раньше видел, то пока он здесь, он ему ничего о своей настоящей жизни ничего не расскажет. – Знаю я, как выписка отсюда делается, – про себя убеждает себя Гай, – быстрее на перо Левше попадёшь, чем моя карточка окажется в регистратуре. Надо к тому же все свои контакты с внешним миром ограничить, – решил Гай, вспоминая, куда он дел свой телефон. Но ему так и не вспомнилось, хотя голова через болевые импульсы намекала. – А то припрутся ко мне проведать, и Левша сразу обо всём догадается.

И только Гай начал строить свою оборону, как Левша задаёт ему крайне опасный вопрос. – А кто тебя сюда направил? – спрашивает Левша, и Гай впадает в осадок, не зная, что на этот вопрос ответить. Ему кажется, что Левша не просто так задал ему этот вопрос, а он посредством него хочет раскрыть его истинное лицо, скрытого лазутчика со стороны медицинского персонала. В задачу которого входит выявление неблагонадёжного, прямо сказать, заговорщицкого типа лиц из числа пациентов, – а к ним, несомненно, относится Левша, – которые больше воду и мысли здравомыслящих больных мутят, чем лечатся и портят статистику.

А как только работающий под прикрытием больного, врач терапевтического отделения Гай, всё выяснит, – так вот почему его бросили в отделение интенсивной психологической терапии, чтобы не быть узнанным своими коллегами, среди которых встречаются такие честолюбцы, что им нет никакого дела до общих показателей больницы, и они обязательно выдадут своего коллегу на растерзание больных, – то Левше вся прежняя кровожадность его лечащего врача, какой уж месяц, теперь уже знающий по чьей вине, не получающий премии, покажется цветочками перед тем, что его ждёт.

И Гай идёт на хитрость, назвав Макария не по его имени, а по своему незнанию всех этих костоправов и живодёров по имени, – он же здесь не работает, чтобы знать всех по именам, – описав его в соответственных чёрных красках. – Так это Макарий. – Догадался Левша. И, пожалуй, не будь Левша лицом вне подозрений насчёт симпатий к медицинскому персоналу, то у Гая могло бы закрасться сомнение в его благонадёжности. Однозначно Левша не столь непоколебим и беспощаден к своим идеологическим противникам, кем являются представители медицинского сообщества. И вполне возможно, что он даже замечен в связях, порочащих его – в той же процедурной, где кроме него и медсестры никого не остаётся. И кто знает, чем они там занимаются или займутся после того, как медсестра, голосом не терпящим возражений, отдаст Левше команду: «Снимайте немедленно ваши штаны!». А у Левши, быть может, ещё не окончательно потеряна его совесть и верность своим идеалам, и он хоть и взялся за свои штаны, но не снимает их так сразу, а пытается отсрочить своё падение.

– Прямо здесь? – взволнованным голосом интересуется Левша.

– Если вы хотите публичности, а сейчас все через одного такие, то можем это с вами сделать в коридоре. – Прямо издевается медицинская сестра, больше похожая на отъевшуюся попадью, – это значит, что поп не жмот и человек душевный, и не зажимает харчи (а этот её вид должен был служить алиби для Левши, мол, при такой конституции медсестры, разве можно меня заподозрить в чём-то ещё, кроме процедур – можно(!), притом, что процедура процедуре рознь), – начав в довесок ещё и ржать. А у неё, между прочим, в руках шприц, и при таком её сотрясении воздуха и себя вместе с ним, это небезопасно.