И вполне наверняка, Боткин нашёл бы, что этому Макарию возразить, и это не была бы пустая отговорка: меня не так все поняли, – если бы в этот момент со стороны дверей ведущих в соседнее от курилки помещение, вдруг не донеслись знаковые звуки, которые всегда сопровождают действия людей заглянувших сюда не только покурить. А так как связь между этими звуками и ведшимся разговором Макарием определённо прослеживалась, и можно даже сказать больше, Боткин не сомневался в том, что Макарий непременно всем этим воспользуется, чтобы его ещё больше принизить, то на этом разговор между ними заканчивается, и Боткин немедленно покидает своды этого помещения, но при этом обещает не забывать Макария и обязательно вернуться.
Так что зная в каких сложных отношениях пребывали между собой эти люди науки, а об этом всём, уж никто не знает откуда, знал Левша, не представляет большого труда сбивать мысль и накалять внутреннюю обстановку своего лечащего врача, доктора Боткина. Правда лечащим врачом Левши был не доктор Боткин, а доктор Белоглазов, но это мало что для Левши меняло – у него на каждого врача этой больницы был собран свой компромат, который он соответственно специфики этого учреждения назвал историей болезни.
– И если в истории болезни пациента, пошагово, начиная со времени возникновения и описания симптомов, расписано течение его болезни, то в истории болезни доктора, – на этой мысли Левша памятливо заглядывает в одну из ячеек своей памяти, где находится картотека с этими историями болезни. После чего он по памяти выбирает для себя наиболее знаковое на данный момент лицо доктора, и начинает вчитываться в его историю болезни. – Так вот, – многозначительно говорит Левша, переворачивая первую страницу этой относительно других пухлой папки, – доктор Белоглазов. И в первую очередь возникает вопрос, почему этот доктор представляет для нас особый интерес? – задаётся риторическим вопросом Левша, для которого этот его вопрос не вопрос.
И он-то уж точно знает, почему ему так этот доктор Белоглазов интересен и почему его папка самая пухлая из всех. Да хотя бы потому, что он и есть лечащий врач Левши, и его к Левше интерес не мог не вызвать ответной реакции интереса у Левши. И если на первых порах такая заинтересованность к себе со стороны доктора Белоглазова вызывала симпатию со стороны Левши, на всё тех же порах занимавшего скорее настороженную позицию по отношению к медицинскому персоналу, чем другую, где в нём даже прослеживалась доверительность отношений к человеку в белом халате. То вот когда он услышал, и при том совершенно случайно, – когда он задержался в том самом, соседствующим с курилкой помещении, в одной из тамошних кабинок, – на кого опирается в своей работе и кто ходит в моральных авторитетах у его лечащего врача, доктора Белоглазова, то у Левши на всех одновременно врачей открылись свои было затуманенные признательностью глаза, и с этого момента в лице Левши на свет явился первый ненавистник и сопротивленец всей этой врачебной системы.
– Я, говорит Белоглазов, особо уважаю незабвенного Павлова Ивана Петровича. И благодаря его методике, я не одного пациента поставил на ноги и вывел в люди не припадочным, а человеком ответственным за свои неблаговидные поступки. – Вот прямо так, без всякого сожаления своих излеченных этой страшной методикой пациентов, и осуждения себя со стороны своих коллег, как и должно быть, заявляет доктор Белоглазов. И Левша хоть и находится за стеной в другом помещении, он прямо перед собой видит его усмехающееся лицо. И теперь Левша заодно видит, как он был наивен в том, что во всём доверился своему врачу, который, как сейчас им выясняется, о нём и вовсе не думал и даже в упор не видел, видя перед собой только его рефлексию.
– И глаза у него не белые, а стальные до своей жестокосердности и беспощадности к любого рода неповиновению. – Кусая в исступлении свой кулак руки, начал темнеть мыслями Левша по отношению к своему лечащему врачу.
А там, в курилке, между тем не успокаиваются, и все эти представители врачебного сообщества продолжают свои на бытовом уровне дискуссии. И если бы Левша своими ушами не услышал, о чём они между собой говорят и что их на самом деле волнует, – да те же самые неурядицы, которыми занят самый обычный человек, – то он бы ни за что в это не поверил. Ведь он до этого времени смотрел на врача с позиции своей недосягаемости его значимости, чуть ли не полубога – и это не плод разумения больного, воспалённого жаром от повышенной температуры, а это что ни на есть реальность и истина, подкрепленная логикой мышления человека. Ведь недосягаемость есть основная характеристика этих обожествлённых человеком существ, и значит, врач, заслуженно или не заслуженно, что не столь важно, вполне мог видеться в таком полу божественном качестве больными, и не обязательно в тяжёлом состоянии.