К сожалению, нет у меня (не осталось дома) сборника моих повестей, однако к юбилею (мне весной стукнет 50 лет) выйдет однотомник, и я пошлю Вам его с радостью.
Я и раньше всё собирался послать Вам что-нибудь, да всё наша российская скованность, застенчивость, которую интеллигентностью зовут, мешала. Но вот пришёл «Экран», увидел Вас на обложке, и так чего-то захотелось поговорить и вспомнить…
Как я оказался в Вологде? Долго рассказывать. Письмо и без того затянулось. Работаю я сейчас над романом о войне и второй книгой «Последнего поклона», где-то, как подземный гром, начинаются и докатываются до меня известия о кино. Кажется, не ставили, не ставили, да сразу два фильма вроде бы собираются ставить. Но это так, между нами.
Низко Вам кланяюсь. Шлю близким Вашим наилучшие пожелания. Больших Вам ролей и удач, таких, как гоголевский Поприщин – он меня потряс. Будьте здоровы. Ваш Виктор Астафьев
Дорогой Ваня!
Не ропщи ты на нас, грешных, что пишем редко, и не думай ничего худого – старимся, много хвораем и ещё больше суетимся, а меня заживо похоронили в рукописях графоманы и молодые, в меру талантливые писатели – облеплен рукописями, как горчишниками, и не могу справиться никак. Ведь каждому молодому кажется, что пишет-то он один и посылает мне рукописи тем более один.
С большим трудом, лишь изредка могу заняться своим делом. Но я пишу тебе не для того, чтобы жаловаться, а вот для чё. Первого мая мне стукнет 50 лет. Хотел я умотать из дома в лес, в тайгу от юбилея, но нельзя, положение обязывает, иначе будет истолковано как неуважение к друзьям, властям и т. д., и т. п.
Но сразу же после праздников я, буде жив и здоров, умотаю в деревню, на Урал, а оттуда уж к выходу книги в Красноярске (Избранные повести) – и в Овсянку (конец июня – начало июля). Погуляем там с роднёй, попьём, попляшем, и надо бы проветриться. Я помню, что от Дивногорска вверх по Енисею ходит «Метеор» и что езды до тебя 8 часов!
Так хотелось бы побывать у тебя вместе с супругою. Будешь ли ты дома в это время? Я ведь совсем не видел и не знаю верховьев Енисея – нужно не только для прогулки, но и для работы. Отпиши мне. Вот тогда и поговорим обо всём. А пока кланяюсь всем твоим, а тебя обнимаю. Виктор
Дорогой Вася!
Пишу тебе коротко – приболел опять, да дело срочное одно пристало. Я ничего, кроме миниатюр в «Новом мире» и в «Нашем современнике», твоего не читал. Ты писал, что у тебя выходила якобы книжка миниатюр? И всё? Или что-то есть более крупное твоё напечатано? Если нет, то тебя просто не примут с таким «малым багажом» в Союз, и ты переживёшь большую душевную травму. Не лучше ли повременить и сделать всё наверняка, а? Я, например, оформлялся только наверняка, имея уже четыре книги и много публикаций в центральной прессе.
10—12 апреля в Москве состоится редколлегия по вопросу работы с молодыми – неплохо было бы, если б ты к той поре оказался у меня или в Москве, я б тебя представил С. В. Викулову, а он председатель приёмной комиссии. И, глядишь, всё бы у тебя и оформилось, а так всё же могут не принять. Ссылки на прежнее и есть ссылки, теперь принимают очень строго, и строгости эти распространяются в основном на русских Иванов, с периферии которые…
Я уеду из дома числа 8—9 апреля, имей это в виду. Я очень занят сейчас – извини. Твой Виктор Петрович
Дорогой Николаша!
Я обретаюсь в деревне Быковке, на Урале, где у меня осталась избушка. Уж очень разогнался в работе, и сделалось в городе тяжело быть, вот я и рванул сюда. Записался в доску! Давно я так сильно и столько не работал. Но заболела голова в затылке очень сильно, и всё полопалось во рту: дёсны, нёбо, а это верный признак, что начала сдавать контуженая голова и забарахлило сердце. И немудрено, я в отдельные дни писал до 50 страниц. Рука, как у лесоруба, уставала.
Сегодня сделал перерыв и пошёл на речку. Поймал первых в этом году четырёх харюзков, а потом ходил за почтой в соседнюю деревню. Переслали мне из дому кучу поздравлений и писем. Среди них и твоё письмо.
Здесь я пробуду до начала июня и потом домой, а числа 20-го думаю быть в Красноярске и очень, очень хотел бы, чтобы и ты подъехал. Много писать не могу, свету здесь нет, уже стемнело, а я утром рано еду в Пермь, откуда, объединившись со своей женой, едем в Чусовой.
У меня, Коля, из писанины всей вырисовывается вторая часть «Последнего поклона». Вот как – сам не ожидал.
Поклон Тамаре и Лене. Обнимаю и целую. Ваш Виктор Петрович
Дорогой Николай! (Извините за фамильярность – забыл при встрече спросить отчество.)
Я пишу Вам из далёкого уральского села Быковки, куда забрался поработать сразу после пленума, да что-то не очень пока работается.