Нет мне ответа...

Ну вот, закончен труд, завещанный от бога иль от чёрта?! Знал бы, что он так много займёт времени и сил, ни за что не согласился бы. Работу затянул не по своей воле – в Сибири обострилась моя пневмония. Вернулся домой, подлечился, забрался на озеро Кубенское, раскачивался несколько дней, разламывался и только начал работать, как новая беда: обварил ногу супом! Деградация! Почти такая же, как у твоей любимой команды ЦСК! Таёжник! Рыбак! Знаток быта и жизни – сварил ногу супом! Ожог третьей степени. Сижу дома, а больше лежу. В лесу тьма грибов, а я их с базара кушаю! Во, интеллигенция?!

Саша! Беседа наша получилась такая, что от журнала потребуется определённая смелость, чтобы напечатать её полностью[109]. Выковыривать и приглаживать не давай, лучше уж пусть тогда лежит в столе, как память о нашем разговоре, отражённом на бумаге. Говори в журнале, мол, авторы писали, авторам и отвечать, чтоб подписи их набирали жирно, и будет всё в порядке.

В сентябре собираемся с Марьей в Польшу, да что-то нынче идёт так всё наперекосяк, уж и не знаю – ехать ли? Документы-то оформлены и поехать надо бы – и для работы, и для обновления памяти, – ведь собираюсь всерьёз и вплотную заняться военной темой после «Царь-рыбы», которая перележала и теперь никак не даётся в руки. Однако добивать надо – написано много.

Чего нового в столице? Поклон тебе и всем твоим от меня и Марьи. Обнимаю, Виктор

21 августа 1974 г.

(Б. Ф. Лапину)

Дорогой Боря!

Ничего я тебе прислать пока не могу, а что сумею прислать – погоди.

В Сибири, точнее, на пути в Красноярск (помнишь, дождь, холод), я подпростыл, а мне с хронической пневмонией не много и надо. Крепился какое-то время (водка, селёдка, нервы), а потом приступ, и свалился. Полежал маленько в больнице и при переводе из одной больницы в другую спрыснул домой. Здесь подлечился, начинал уже работать в деревне, но обварил ногу супом!!! И всё, – сижу уже давно, матерюсь, хожу на перевязки, а работать не могу, при такой боли не больно наработаешь. В сентябре же (если рана подживёт) еду в Польшу, следовательно, решительно смогу сесть за рукопись не раньше второй половины октября, следовательно, послать тебе главу для журнала смогу лишь зимою – вот такие семечки-орехи. Они есть уже, главы-то, но сырые, не отделанные, а сырые нельзя посылать, фирма не велит. И что ты с материалом так бьёшься? Прижми Сибирь, вот там сколько талантов! Одни иркутяне чего стоят. Я тут прочитал повесть Славы Шугаева «Пётр и Павел» – такая сила. Молодец Слава! И чего его ругают? Очень талантливый человек!

У нас погода грибная. Дождь с редкими проглядываниями солнца, грибы растут не только в лесу, но и в городе, в квартирах, особенно в старых деревянных домах. Второй оглушительно грибной год, и второй год я сижу или лежу в эту пору на койке, отращиваю пузо, которое, правда, стабилизировалось – ни взад, ни вперёд не идёт!

Ну, кланяюсь всем! Всё ещё в глазу моём стоят (или лежат?) цветущие берега Байкала, сплошь в голубых незабудках, с огоньками жарков по голубому и крохотными черешками колокольчиков, да упрятавшийся в мокрых кустах бадан светится – такою и будет теперь помниться ваша земля, ибо иной-то я её не видел.

Ну, пока! Обнимаю, Виктор Петрович

Август 1974 г.

(Н. Волокитину)

Дорогой Николашa!

Пишу тебе из глухой вологодской деревушки, где сегодня на болоте потерялась старуха – ходили по клюкву, народу много было, а она как в воду канула. Весь вечер искали – затемняло, деревенька в тень погрузилась, а старухи нет, и спичек у неё нет. Жива ли? Такая жадная старушенция, всё ей хапнуть хочется, вот и хапнула клюковки! Не жадная, конечно, а труженица-страдалица.

Слушал я тут её жизнь, так ой-ё-ёй… Завтра искать будем. Сейчас время половина десятого, а кажется – ночь. Осень тут нынче какая-то небывалая, всего много: грибов, ягод, рыбка ловится.

Но я-то, приключенец, лишь недавно из дома вырвался. Поехал тут на озеро, где база строителей, чтоб поработать. Дома не дают, телефон гремит без умолку, и народ, народ без конца, и я от работы совсем оторвался с юбилеями-то и со всякой штукой, и «Царь-рыба» моя начала прокисать. Вот я на озере ломался да разламывался и уж разгон начал брать, как бац! – опрокинул кастрюлю с огня и обварил ногу жирным супом. Поначалу-то мне смефуёчками это показалось, и я трое суток прокантовался ещё на базе, а потом всё, шабаш – полтора месяца лежал в бинтах, и репа кверху. Озлился, раскис, работать не мог, но потом всё же, чтобы не выйти совсем из формы, стал писать короткие рассказы-пустячки.

Вот сегодня как раз отделывал один и после начал тебе письмо. Рассказы лёгонькие, непринуждённые, давно я не писал так вот, без морали, просто для души и собственного удовольствия. Сделал восемь штук.