Дорогой Коля!
Я на Украине, угодил в больницу, откуда и пишу тебе. Сегодня жена переслала мне письма, в том числе и твоё. В больнице уже полмесяца и ещё пролежу дней 10—15.
Приехал я сначала в Киев с семейством. Дети мои и жена дывылысь этим замечательным городом, я выслушивал всевозможные советы по доделке сценария. Потом семью отослал домой, а сам с режиссёром отправился в село Соколец на реку Буг, где и засел работать, надеясь потом поездить по местам боёв, посмотреть и отдохнуть, но где-то попал на сквозняк, и недолеченная пневмония свалила меня. Я ещё с зимы чувствовал себя плохо. Вологодские бестолочи не долечили меня зимой. Сейчас температуры нет, я уже хожу и даже пишу сидя, а то пластом лежал – дышать было нечем.
Вспоминаю, как красивый сон, Нижнюю Тунгуску, где хоть и съедали насмерть комары, я всё же поймал десять сигов (двух хороших, килограмма на полтора) и штук пятнадцать средненьких хариусов. Спиннинг даже не вынимал из чехла – такой был комар жуткий. Он-то и выгнал нас с берега – бежали с попутным катером, а улетали самолётом и летали долго, непогода гоняла, а потом ещё пожил в родном селе один, отдыхивался… Главное, вывез я рассказ с Нижней Тунгуски под названием «Сон о белых горах», и весь он уже сложился, сесть бы да писать, но голова «не пускает». Рассказ этот войдёт в новую повесть «Царь-рыба», которая стоит из-за болезни. И всё стоит, только дни бегут и здоровье утекает. Поставили мне диагноз уже – хроническая пневмония. Плохой диагноз, я знаю. Это значит, что всё время жди, что свалишься от простуды, сквозняка и лишний раз на рыбалку уже не съездишь, а без неё да без природы какая жизнь?
Ну ладно, кто про что, а вшивый всё про баню. Твой Виктор Петрович
Дорогой Игнатий Иванович!
Не знаю, сколько пролежало Ваше письмо дома, – я был на Украине, занимался кином и оказался в больнице, схватил обострение хронической пневмонии. Почти месяц пролежал в Винницкой области, в больнице на казённых харчах. А делали, точнее, доделывали мы с режиссёром как раз «Пастуха и пастушку». Режиссёр Артур Войтецкий давно мечтает экранизировать что-нибудь моё. Работа по рассказу «Ясным ли днём» уже накрылась. Он три года сидел без работы, ждал. Первый вариант сценария нам завернули (по «Пастушке») в комитете, всё уж замерло было, но где-то и что-то щёлкнуло наверху, и всё закрутилось снова. Я не думаю, что сценарий нам и сейчас затвердят – очень уж я поперечен и подлаживать материал под чью-то дудку не желаю. Однако и без того это ни разу не поставленное кино взяло у меня столько времени и сил, что я уж и плюнуть на сие искусство готов и буду заниматься своим «тихим» делом, хотя и относительно независимым.
Идея Ваша мне не по душе. Как это я «оживлю» Бориса?[115]
Меня же мои друзья, честные писатели, мнением которых я дорожу, курвой назовут и правы будут. Кроме того, я уже понял, что сделать, как хочется и как мыслится, кинодеятели не дадут, тем более к пятисерийному фильму – большой работе – конечно же, будет особо подозрительное внимание. Не те сейчас времена, когда можно было бы сказать своё слово в кино. В литературе и то не дают, на верхушки и ширпотреб склоняют всячески, даже премии дают, только чтоб нос не совали в глубь земли, тем паче в душу человеческую.Поживём. Подождём. А пока пусть мои повести живут своей тихой, но цельной жизнью. Не хочется их деформировать, подгонять под конъюнктуру времени, которое чем дальше, тем подлее делается. Повести уже отлиты в определённую форму, и довольно с них. Короткий, но поучительный опыт работы в кино настроил меня пессимистически по отношению к нему, не стоит оно времени и сил, которых остаётся не так уж много. А замыслов много, и надо хотя бы часть из них реализовать. Для этого нужно быть собранным, не распыляться на посторонние, вовсе неблагодарные дела, какими я отныне считаю дела киношные.
Извините, коли расстроил Вас и раздосадовал. Желаю Вам всего хорошего! Виктор Астафьев
Дорогой Вася!
В один день пришли письма от тебя и Вити Потанина. Очень я рад, что всё у вас так хорошо пошло. Я безвылазно сидел в деревне, нога зажила, раскачиваюсь, начинаю работать, собирал боровые плоды, бруснику, удил – хорошо окунёк берёт. Выехал на съезд книголюбов, и в Москве меня подсекла весть о смерти Василия Макаровича Шукшина – земляка моего, которого я сильно любил и гордился им. Вот уж не везёт русским талантам и самородкам в особенности!
Мысли кислые какие-то. И нет их, мыслей-то. Снова еду завтра в деревню – мне и работа в горе первое лекарство. Будь здоров! Береги себя! Всем твоим юровчатам кланяюсь я и Мария Семёновна.
Обнимаю, Виктор Петрович
Дорогой Валентин!