Нет мне ответа...

Очень здорово, что я домишко этот купил. Это моё спасение. Люди как озверели, пристают с просьбами, всё чего-то надо, всё чего-то празднуют, суетятся и вот не дают покою. Я и спрятался! Хрен тут возьмёшь, во глубинах-то болот!

Не помню, говорил ли я тебе, что «Молодая гвардия» планировала мне пятитомник, а комитет зарубил – не созрел, мол. Ну, я-то знаю, как «зреют». Надо поторговать именем, письмишки поподписывать, начальство похваливать. А «ху-ху не хо-хо?» – как говорил Василий Макарович, землячок мой. Есть вещи подороже пятитомников, в моём понимании. Я и без него проживу, без «собрания», зато спокойно в гробу лежать буду.

Из бытовых подробностей моей жизни радостного мало. Работаю немного. Ирина опять в больнице. У папы моего – бродяги – умерла жена. Остался один, больной, почти слепой, пока он в больнице, но скоро надо будет ехать за ним и брать к себе. Дети его о нём и слышать не хотят, как прежде и он о них. Мне ж надо выполнять мамой заказанный долг. Но на Байкал мы всё же поедем.

В остальном пока всё более-менее. Книга моя, изданная в Красноярске, помогла найти трёх содетдомовцев – уже всем за пятьдесят, и все не верят, что они уже старики, как сговорились, пишут: «А жизни-то не видели».

Вот и всё. Маня и я целуем вас всех. Не хворай! Вечно твой Виктор

21 мая 1975 г.

Сибла

(А.И. Щербакову)

Дорогой Саша!

Только сегодня, 21 мая, я смог наконец-то запечатать рукопись для «Красноярского рабочего», рукопись грязная, текст ещё сырой, я не люблю отдавать вещи в таком виде в чужие руки, но раз посулил…

Праздники не дали мне возможности работать, сам я был в деревне, но меня всё равно нашли гости. Сразу же после праздников я был вызван в Москву редактировать книгу в «Худлите» и сюда вернулся всего три дня назад. Перепечатывать рукопись ещё раз недосуг, М. С. тоже в делах, в делах, да и люди не выводятся.

Очень боюсь я, чего у вас напечатается?! Главы-то шибко «не газетные». Ты мне, если начнёте печатать, всё же газеты посылай, экземпляра по три, я погляжу, как вы умеете править и сокращать, сам я, в этом смысле, ничего не делал.

У нас уже полное лето. Жара, пыль, всходы хлебов недружные, вода упала в речке, травы зацветают, едва поднявшись, – не знаю, что и будет. Поставили мне здесь телефон, загородили ограду – сажусь вплотную работать, чтобы добыть право ехать на Байкал в августе со спокойной совестью.

Ну, всего доброго. Кланяюсь земле родной и землякам! В. Астафьев

Саша! Газетку с приветствием не забудь, ладно?! И кедры, если не весной, то осенью жду!

15 июня 1975 г.

Сибла

(А. И. Щербакову)

Дорогой Саша!

Давно получил я саженцы, давно их высадил на своей вновь огороженной и теперь просторной и уютной усадьбе. Каждый день ходим глядеть на них – большинство сибиряков, как им и полагается, ведут себя жизнестойко и даже боевито, иные разъерошились и подались вверх даже маленькими шишечками, похожими на рябчиные отсидки-говёшки. Я посадил у себя штук тридцать да наделил соседей, Толю-почтальона, Лариона Алексеевича, старика трудового и любопытного, который ещё выращивает здесь сибирскую облепиху из семечек. У всех кедры прижились – лето благоприятное, май и начало июня были очень жаркие, а сейчас дождливо, похолодало, но бывает и вёдро, парит от земли, и всё растёт хорошо, картошку уже окучили, едим давно свою редиску, салат, зацветают горох и бобы – жить можно!

А вчера пришли твои газеты – очень красивая цветная-то газета, и я сожалею, что мне её раньше не послали. Радостно издана, а по оформлению, так и с выдумкой хорошей. Прочёл статью и твоё маленькое предисловие. Ни о чём не беспокойся. Неловкости я не испытал, читая всё это, значит, и сокращения, и слово твоё искренне, уважительно (а писатель – «зверина» чуткий, он всякое неуважение или фальшь чувствует кожей). Так что спасибо за всё и присылай газеты дольше.

Кстати, мне звонили в город и предлагали возглавить эту самую пис. делегацию в Красноярск[117], но, во-первых, я не люблю ездить в родные и чистые для памяти углы родного дома в качестве кого-то иного, кроме как своего человека, а не представителя. Чего ж в нём, в своём-то доме, представляться? Тут надо посидеть, помолиться прошлому, поразговаривать за столом с родичами, а не красоваться перед аудиторией и говорить заданные слова; во-вторых, и это самое главное, наконец-то пошла, сдвинул я её, последняя глава «Царь-рыбы»[118], очень большая, в сущности – повесть в повести, и завтра, даст бог, я поставлю точку в черновике, и вся книга на разном уровне готовности глав будет уже в сборе, а дорабатывать, добивать я умею, воспитал в себе упорство и терпение долгими и многолетними трудами. Так что до поездки на Байкал уже более или менее книга будет в куче. Месяц поездки, отлежится, отстоится текст – ещё один на него заход, и можно будет показывать, нести «в люди», а там уж самая неприятная пора, работа в редакции, редактура, которую точнее бы назвать кастрацией, и т. д., и т. п.