У нас нынче редкая по сибирским временам зима: были морозы и до 40! Теперь потеплело, солнечно, сухо, много белого снега, вороны уже ремонтируют гнёзда и гоняются друг за дружкой – признак дружной весны. Бог даст, потеплеет и в стране, всё помаленьку наладится. Живём надеждами.
Будьте здоровы! Мира и солнца Франции! Кланяюсь. Виктор Астафьев
Дорогой Станислав!
Ещё осенью, узнав, что Евгений Иванович Носов, мой друг и брат, выходит из редколлегии «Нашего современника», решил выйти и я. Но сам же Евгений Иванович просил меня пока этого не делать, чтоб не получилось подобие демонстрации «массового выхода». Сейчас, когда дела у журнала идут более или менее нормально, растёт тираж, внимание к журналу, торчать моей фамилии в редколлегии журнала ни к чему. Возьмите вместо меня более молодого, действенного и талантливого парня из Сибири, например Мишу Щукина из Новосибирска, а я перехожу в журнал, более соответствующий моему возрасту, и к редактору, с которым меня связывает давняя взаимная симпатия, то есть в «Новый мир».
Уговаривать меня не надо. Я послужил журналу верно, много сил и времени отдал его становлению, даже когда меня в журнале предавали бесстыдно и публично, я, стиснув зубы, служил его делу. А теперь увольте. Обещанный материал высылаю следом за этим письмом.
Желаю немногого – стойкости, бережного отношения к штатам журнала, любым, хоть замам, хоть рядовым работникам, ведения журнала с достоинством, свойственным великой русской литературе, не переходите на базарный ор и бабий визг. Творческую связь с журналом я не прерываю и, если что-то появится, буду присылать.
Будьте все здоровы! Кланяюсь. Виктор Астафьев
Уважаемый Александр Сергеевич!
Ах, как жалко мне Вас огорчать на старости-то лет, да никуда от жизни не денешься.
Я понимаю и Вас, и всех других генералов наших, хвалящихся, ибо никто больше не похвалит. Не за что… И Вы, и полководцы, Вами руководившие, были очень плохие вояки, да и быть иными не могли, ибо находились и воевали в самой бездарной армии со времён сотворения рода человеческого. Та армия, как и нынешняя, вышла из самого подлейшего общества – это и в доказательствах уже не нуждается. Теперь всем уже известно, кроме Вас, конечно, что потери наши на войне составляют 40—50 миллионов, и я повторял и повторяю Вам и на этот раз: не Вы, не я и не армия победили фашизм, а народ наш многострадальный. Это в его крови утопили фашизм, забросали врага трупами. Первая и единственная пока война из 15 тысяч войн, происшедших на земле, в которой потери в тылу превышают потери на фронте – они равны 26 миллионам, в основном русских женщин и инвалидов, детей и стариков. Только преступники могли так сорить своим народом! Только недруги могли так руководить армией во время боевых действий, только подонки могли держать армию в страхе и подозрении – все особые отделы, смерши, 1-е, 2-е… – надцатые отделы, штабы, напоминающие цыганские таборы. А штрафные роты, а заградотряды? А приказ 227? Да за одно за это надо было всю кремлёвскую камарилью разогнать после войны. Боясь этого, боясь прозревшей армии, Ваши собратья, понукаемые Верховным, начали расправу над народом. Спасли мы шкуры ублюдкам – больше не нужны.
Сбивши внука Бисмарка, побивши шестую армию немцев, что ж Вы не похвалитесь, что немцы тут же округлили эту цифру и разбили под Харьковом (заманив в явный мешок) шесть наших армий? Только одних Ваших доблестных сотоварищей-лампасников под Харьковом одновременно было взято в плен 19 штук, потому что они привыкли наступать сзади и отступать спереди, вот и угодили в полосу сомкнутого кольца сами. В 1943 году! Или о таком позоре: любимец Сталина Мехлис взялся командовать тремя армиями в Крыму, забыв, что редактировать «Правду» и подхалимничать перед Сталиным, писать доносы – одно, а воевать – совсем другое. Манштейн «танковым кулаком», из двух танковых корпусов состоявшим, подчинив себе по пути на Керчь несколько полевых дивизий, не побоявшись бросить в тылу осаждённый Севастополь, так дал товарищу Мехлису, что от трёх наших армий «каблуков не осталось», как пишут мне участники этой позорной и кровавой бойни. Мехлис-то ничего, облизался и жив остался. Удрапал, сука!