Нет мне ответа...

Да, я пишу книгу о войне, давно пишу, но не о 17-й дивизии, а вообще о войне. Солдатскую книгу, а то генеральских уж очень много, а солдатских почти нет. Не думаю, что разработки зам. нач. политотдела мне пригодятся. Он наворочает там «правду» из газет, ибо сам-то войны не видел и не знал, девок в тылу портил да нашего брата солдата обжирал. Я спросил у Дидыка: «Почему мы ни разу не видели нач. политотдела на передовой?» А он мне в ответ: «А на кой он тебе там сдался? Чтоб вы, и без того надсаженные солдаты, строили ему блиндаж в три наката? Чтоб ваш подхалим-старшина последние жиры у вас забрал и ему скормил? Я не пускал его на передовую, чтобы он не мешал вам воевать. Он тут хорошо воевал, при штабе, семь девок обрюхатил и семь орденов за это получил. Больше, чем я, всё время под судом и наблюдением находившийся…» Так что пусть эти комиссары-дармоеды положат свои «героические» разработки себе в гроб. Я же пишу книгу о том, что видел и пережил на войне да валяясь в госпиталях, и после войны с голоду подыхал вместе со своей Марьей, тоже сдуру добровольцем на фронт подавшейся. Двух детей похоронили, без жилья, без профессии, без хлеба намытарились так, что на три жизни хватит…

Вышла в свет книга Виктории Крамовой «Счастливая каторжанка». Это о бабушке Сергея Сергеевича Волкенштейна – замечательной женщине. Предисловие к книге моё, книга только что увидела свет в издательстве «Молодая гвардия» и вот-вот поступит в продажу или уже поступила. На Урале я прожил 24 года, 18 лет в городе Чусовом (моя Марья – чусовлянка), 6 лет в Перми и 10 лет в Вологде. В 1980 году вернулся на родину, откуда Вам и пишу.

Если ещё что-то захотите узнать, пишите, я, хотя и завален бумагами с ног до головы, изредка отвечаю на письма и читаю ворохи чужих рукописей; кучи жалоб и разного рода прожектов о спасении Отечества – как депутат.

Желаю Вам доброго здоровья. В. Астафьев

28 мая 1990 г.

Овсянка

(В. А. Линнику)

Дорогой Виктор!

Ну вот, собирался тебе веху дать и прособирался – пришло от тебя письмо, да ещё и с фотографиями, единственными, что памятны по Америке.

Я уже в деревне, в своей, родной. Отдыхиваюсь от зимних трудов, забот и хворей. Главное, за зиму прервалась работа над романом о войне, так хорошо пошедшая с осени, и возобновлять работу после большого перерыва всегда сложно, трудно и не хочется. Сколько я побросал начатых вещей! Но тут заставил себя, взял себя за чуб и ткнул себя мордой в бумагу и – пусть на ином уровне, более вяло и на слабой температуре – черновик первой книги завершил и отложил работу до осени.

Сейчас копаюсь в огороде, занимаюсь почтой и делаю кое-какие записи.

Чуть было не увиделись мы с тобою вновь. Приглашали меня в свиту президента, на переговоры с Бушем, но я лететь после болезни не решился. На руках двое малых детей и больная жена, приходится и об этом думать.

Не смог поехать и в Голландию на сахаровскую конференцию, отказался и от других поездок. Вот вниз по Енисею на теплоходе с семьёй, наверное, поплыву и порыбачу, пока ещё современные дебилы всё не спалили и не срубили.

Нынче у нас малоснежная зима была и сухая весна, так резваки отроческого возраста запалили край со всех концов, да ещё пыльные бури начались, и я воочию узрел, что такое конец света. И вообще живём мы ныне в своём отечестве неспокойно, озабоченно и тревожно. Что-то будет? Уцелеет ли Россия и мы вместе с нею?

Ещё раз спасибо за фото, за поздравление. Кланяюсь, обнимаю, Виктор Петрович

5 июня 1990 г.

Овсянка

(З. Б. Чернышёвой, Н. П. Веселовой)

Дорогая Зина! Нина!

Спасибо за письмо и за книжечку. Я её сохраню у себя.

Книжечка хорошая, и девочка способная. Может быть, и очень способная, но сейчас об этом говорить рано, и совершенно исключено внушать это девочке. Они, дети, сплошь сейчас вундеркинды, а это опасно. Уж очень многие за мою творческую жизнь кончили свои дни трагически, или запутались, или запутали жизнь свою и близких людей.