Нет мне ответа...

Я смотрел семейные альбомы, чтобы подобрать для переиздания твоей книжки фотографии. Всё путное уже выбрано, есть интересные фотки, но качество плохое, однако несколько штук я подобрал и отдал на перефотографирование. Мне что-то так с зимы и нездоровится, болеть по-настоящему не болею, но и бодрости тела не обрету никак, не говоря уж о духе, тут совсем всё подавлено. В июле на теплоходе опять поедем вниз по Енисею, так, может, там придём в себя. Обнимаю. Виктор Петрович

1990 г.

(Адресат не установлен)

Дорогой Василий Григорьевич!

Да, мы воевали в одном корпусе, но я воевал – если этим словом можно назвать то, что делали мы, рядовые бойцы: копали землю, таскали брёвна на себе для отцов-командиров, рельсы на блиндажи (обязательно в три наката!), мародёрничали, добывая пропитание, кормили вшей, слушали потоки матерщины от начальников, иногда куда-то и в кого-то стреляли (очень редко), бегали взад-вперёд, мало спали, плохо ели, были оборваны хуже зэков, – так вот, если всё это входит в слово «воевал», то воевал и я в соседней 17-й дивизии, в 92-й артбригаде, которой командовал полковник Дидык (ныне весной скончавшийся в чине генерала в Ленинграде), а дивизией командовал Сергей Сергеевич Волкенштейн.

Я дважды был на встрече ветеранов дивизии, в Киеве и Ленинграде, и дал себе закаину – на них не ездить, ибо ничего, кроме раздражения, они не вызывали. На первой встрече не было ни одного (!) рядового бойца, на вторую пригласили меня – «откушать в качестве поэта», – а я своих друзей пригласил на третью, и для разнообразия зазывают одного рядового казаха. На встрече скопище каких-то хвастливых людей, которых никто ни разу на передовой не видел, обвешаны они до пупа орденами. Масса откуда-то взявшихся евреев-молодцов, баб, которые землю пупом рыли, спасая раненых. Все «герои», все опалены огнём! Если б я лично не видел, как они срали в штаны и обворовывали нас, рядовых бойцов, как бабничали и пьянствовали господа офицеры, то, может, и поверил бы. А так – всё я видел, всё знаю, и слушать полоумных уже стариков, бренчащих железками, нет охоты.

Не думаю, что такое было только в нашей 17-й. Я знаю, что 13-я была ещё более тихоходная. Её командир, как говорил мне Волкенштейн, нарочно не передемортизировал старые орудия на новый ход – не успевали к местам сосредоточения, в особенности в период наступления, – и потому 13-я несла меньше потерь, за что Краснокутский получал ордена. По-моему, недалеко от Дуклы (в Польше) я видел брошенные в поле 120-мм гаубицы (не Вашего ли дивизиона?), их никак не могли «забрать» «герои-артиллеристы» в количестве нескольких взводов управления, боясь засевших в картошке трёх немецких автоматчиков и тем более своих оголтелых командиров.

Я не люблю вспоминать ни войну, ни ветеранов наших, ни тем более оголтелых командиров. Всё ложь, самолюбование и обман.

Виктор Астафьев

21 августа 1990 г.

(Е. И. Носову)

Дорогой Женя!

В последние дни, в последние ночи, будучи в родном селе, видел тебя несколько раз во сне и всё плохо, и порой нелепо. Как-то тревожно стало на душе. Поди, хвораешь? Осень наступила, вино паришь и небось помогаешь его истребить более прытким и жизнерадостным корешкам – Петям, Мишам да Юрикам, а?

А лето на исходе. У нас с весны была жара, сушь, всё горело. В один день в крае было зарегистрировано 170 пожаров, в одном только Манском районе выгорело около 100 000 гектаров леса, сгорели и заготовленные леса, погорели посёлки, горела с краю от лесозавода и моя родная Овсянка, и сгорели в ней только что построенная для обработки топляка пилорама и штабеля леса да несколько домов. Трудящиеся тащили с пожара добришко, и если такового не было, то увозили навоз и выдёргивали саженцы. О Господи! Уж не по делу ли он карает наш народ, превращённый в шпану?

А уровень высокообразованного общества! Говорил я со старухами нашими овсянскими, и они совершенно убеждены, что пожар прекратился только потому, что они стали бросать в огонь «четверговые» яйца, ну, ты знаешь, что на Святой Четверг красят яйца, и вот ими, крашеными яйцами и молитвами, которые и помнят уж с пятого на десятое, и удалось утихомирить стихию, а два водомёта, работавшие с Енисея и с железной дороги, струями отсекшие огонь от деревни, – это не в счёт.