Нет мне ответа...

Он и в самом деле не имеет ничего, даже огорода, ибо он лодырь по натуре, не стыдившийся в молодости объедать и опивать жён своих, а обездолил, бросил их несколько. Сын деревенских родителей, он давно забыл, с какого конца берутся за лопату, как и чем вбивают гвозди.

И этакого вот «варяга» подваливают вам, енисейцы, аж из самой краевой столицы! Но разве вы не видите по телевизору, что дума наша и без того перегружена психопатами, фашиствующими молодчиками и просто дураками?

У вас в городе и в районе вполне достаточно порядочных людей, способных достойно представлять в думе енисейскую общественность и власть. Назову хотя бы Железовского, одного из лучших лесничих края и страны, спасающего, садящего лес в районе, уважаемого не только лесниками, тем более что Железовский уже был головой Енисейска, много сделал добра городу и людям его. Человек, которого не смогли «спортить» даже преступная партия и холопская советская власть, униженно танцевавшая перед нею, способен честно и праведно служить своему народу, оставаться с ним, не ища удобств в Москве, не кривляться в зале думы, способен говорить правду и приумножать уважение к Сибири и сибирякам.

Виктор Астафьев, писатель, академик, бывший депутат областных, краевых и Верховного Совета СССР, инвалид Отечественной войны

16 мая 1993 г.

Овсянка

(Д. Г. Шеварову)

Дорогой Дима!

Я с 4-го числа в деревне. Погода у нас ужасная. До сих пор холодно, идёт снег, дождь, кругом сыро, непроглядно – этакая погода большой стимул для нашей работы, одиночество и плохая погода много помогли русской литературе, и Болдинская великая осень была не у одного Пушкина.

Я заработался до колик в сердце. И Марья моя Семёновна тяжело заболела, надо бы в город подаваться, а она не велит: «Чем ты мне поможешь-то? Работай!..» 19-го собирается приехать, дочери исполняется 45 лет, так надо проведать её на кладбище. Не знаю, как она выдержит и дату эту, и кладбище. Ну, никто как Бог…

Конечно, был бы ты рядом, кое-что в материале почистили бы и поправили, а так попрошу тебя к фамилиям Гроссмана и прочих добавить: Василь Быков, Константин Воробьёв, Иван Акулов, Юрий Гончаров, Евгений Носов, не ссорь меня с моими друзьями, живыми и мёртвыми…

Поклон твоей супруге, поцелуй девочек.

P. S. Осталось у меня для второго, очень ёмкого и трудного захода 150 страниц – пройду и отдыхать стану. Надеюсь к той поре и у нас весна наступит – который год нет весны, вот чего мы с природой понаделали, и немудрено – в Сибири сто с лишним водохранилищ, из них 19 самые, конечно, в мире великие и самые ему нужные, особенно нам, около них замерзающим, от простуд и гниющих лёгких загибающимся…

Обнимаю. Виктор Петрович

2—3 июня 1993 г.

Овсянка

(О. М. Хомякову)

Дорогой Олег!

Я переехал в деревню (это близко) 4 мая с ворохом бумаг и с намерениями почитать и отдохнуть. Но весь май у нас был холодный, со снегом, дождём, и сейчас ещё на перевалах лежит снег и люди не отсадились в огородах.

А плохая, хорошо прежде говорилось на Руси – дурная – погода и одиночество, думается мне, и были главной причиной создания великой русской литературы – вспомни осени Пушкина, в том числе и Болдинскую, осень Бунина в полуразорённой усадьбе, осени Гончарова, Тургенева, Фета и прочих товарищей в прозяблом селе, поневоле запишешь. Вот и я, не думая об аналогиях, решил поковыряться в рукописи второй книги романа, называется она «Плацдарм», увяз в ней, и за непогожий месяц сделал второй вариант. Думаю, что, ежели сделаю ещё два захода, рукопись можно будет отправлять в Москву, но я, скорее всего, уже поздней осенью повезу её прочесть людям, сведущим в литературе и войне, а пока не очень-то можно хвастаться проделанной работой. Если о ком-то и сказано, что писатель «есть субъект великого самообучения», так это прежде всех обо мне. Опять всё сначала, опять жалкие ученические потуги надо доводить до профессионально исполненной работы, ибо непрофессиональность сгубила и нас, и Россию нашу разлюбезную. Живём и работаем абы как, и это после той блистательной литературы, которая за нашей спиной не то что неосвоенная, не постижимая умом, но даже и не прочитанная как надо (Гоголь прежде всего).

За это время пришли твои письма, из которых я узнал о публикациях, сунулся в библиотеку смотреть «Культуру», а там уже и странички те сперли, так что ждал присылку из редакции и дождался вместе с письмом редактора, давнего моего знакомого. Он, ещё будучи в ЦК, пытался меня воспитывать, правда, ненавязчиво, закажет чаю и сушек, как я стакан чаю выпью и сушку одну съем, спрашивает: «Всё понял?» Я отвечаю: «Всё понял!» – «Ну так иди отсюдова…» Он был военным моряком когда-то, посылать умеет. Вот разумные он и горькие строки написал, прочитав «Чёртову яму» (её, кстати, будет печатать «Роман-газета» в 1994 году, и выходит она в «Молодой гвардии» отдельным изданием). И, главное, он написал, что у них лежит твоя интересная статья, и они её напечатают и будут впредь сотрудничать с тобой.