Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции

К несчастью, с этой капитальной задачей Горбачев не справился [646]. Заигравшись с партноменклатурой в демократию, он не заметил, как эта самая номенклатура из партийных лидеров оборотилась в национальных спасителей, которые были совсем не прочь попрезидентствовать на своих суверенных, не подвластных Кремлю, территориях. Выпустив из рук партийные вожжи, Горбачев полностью утратил над ними власть, и бывшие члены ЦК КПСС, помахав ручками своему Генеральному секретарю и президенту СССР, отправили его на покой, а заодно и располосовали тысячелетнее российское государство на 15 обрубков, породив тем самым громадное число почти неразрешимых проблем и резко замедлив процесс посткоммунистического оздоровления общества [647]

.

Национальный, региональный, да и личный эгоизм новоявленных царьков, гетманов и баев, как и следовало ожидать, перевесил чашу общероссийских интересов [648]…

Не надо думать, что все это стало ясно только сейчас, когда мы успели остыть и одуматься. Нет. Самое поразительное, что будущее российского большевизма многие интеллектуалы предугадали безошибочно и очень быстро.

Советской власти еще и года не исполнилось, когда Г. А. Князев отметил в своем дневнике за 10 октября 1918 г., что все ругают большевиков, «сами же бедняки возмущаются». И далее делает вывод: «Не живуч тот режим, который так ненавидим. Он неминуемо погибнет… То, что большевизм в себе самом содержит яд, от которого он погибнет, – это очевидно» [649].

В том же примерно ключе рассуждал и академик В. И. Вернадский. В 1923 г. в письме к И. И. Петрункевичу он заметил, что любые формы политической борьбы с большевизмом бессмысленны, оно само себя непременно изживет, надо только набраться терпения. «Всякая культурная и бытовая работа… гораздо важнее». Даже «быт сейчас гораздо сильнее в борьбе с коммунизмом, чем все интервенции, заговоры (которых к тому же почти нет!) и болтовня a la Милюков, Кускова и т.д… Сила русская сейчас в т в о р ч е с к о й культурной работе – научной, художественной, религиозной, философской. Это единственная пока охрана и русского единства и русской мощи» [650]

.

Именно так: каждодневная, по капле культурная работа сделала свое дело – каждое последующее поколение советских людей было, разумеется, не умнее своих отцов, но то, что трезвее, – факт. Те примитивные посылки коммунистического мифа, которые вынашивали многие радикальные русские интеллигенты еще до его насильственного внедрения в жизнь и на которые легко клевали маргиналы и люмпены, облепившие большевистских вождей в надежде на лучезарное будущее, начинали заметно тускнеть при их сличении с повседневной жизнью. Неустроенный быт, нищенская жизнь целых поколений, постепенно росший образовательный ценз и вынужденная некоторая открытость общества поднимали осознание значимости человеческой личности и одновременно корежили до отчетливой карикатурности соблазны коммунистического далеко. Люди переставали верить в него, а идеологию большевизма откровенно презирали.

Одним словом, все произошло именно так, как предсказывали мудрейшие. В. И. Вернадский писал 20 апреля 1924 г.: «Чем более вдумываюсь в происходящее, тем более вероятным мне представляется положение в России мрачным. Я учитываю продление кризиса еще 10 – 15 лет и не много хорошего предвижу от замены большевиков новыми… Возможна анархия и развал России, в частности отделение Украины» [651]

. Увы, не только Украины.

По сути «коммунистическая идея» сама себя изжила, исчерпав весь немыслимый арсенал экономических и идеологических придумок. Так уж, вероятно, было угодно истории, чтобы Россия опробовала на себе еще и эту утопию. Что же, эксперимент завершился трагически: и для России и для самой утопии.

Как только это стало ясно, тут же мы поняли и другое: похоронив советскую власть, Россия вошла в очередной Дантов круг «исторического ада» [652].