Неучтённый фактор

Медуза, распустив щупальца к мелким поселкам, стала набухать, наливаться сизой тяжестью. Она уже была готовясь хлынуть в степь, но налетел невиданной силы ураган и сбросил медузу в море. Шквал разорвал облако и погнал ошметки в сторону Турции. Сизый туман по пути накрыл рыбацкие суденышки и два пассажирских лайнера. Рыбаки умерли моментально и всем экипажем. На лайнерах агония длилась дольше. Спаслись только те, кто заступил на вахту в машинное отделение. Через плотно задраенные люки газ не прошел.

– Самое страшное, что ветер принес лепестки цветов. Запорошил все. Представляешь, море до горизонта, серое, неживое, забрызганно цветными крапинками. И гробовая тишина. Птицы же тоже погибли… А потом ухнул такой ливень, что я подумала, начался Великий потоп, и нас всех смоет в море.

Марина пошевелилась, потерлась щекой о его ладонь.

– Сейчас понимаю, что хорошо, что мои погибли. Они бы не выдержали. Я не от мира сего, а мама и Настей – еще хуже. Папа был очень добрый, но абсолютно не приспособлен к жизни. Спаслась тогда просто чудом. Мама тогда работу нашла. Пела в каком-то кабачке в Феодосии. Сама составила программу, сама нашла гитариста. Звала меня на репитицию, а я закапризничала и осталась дома. Настька со своим парнем укатила на байке. Папа пошел на рынок. До города было километров двадцать. Он на автобусе не любил ездить. Разве что зимой. Его нашли прямо на дороге. А я все проспала. Легла под навесом, нарвала винограда, и задремала. Странно как-то было, словно теплым одеялом накрыли. Толчок был такой, что меня с топчана сбросило. Поднимаюсь, понять ничего не могу. А солнце… Солнце сделалось тусклым. Словно через сиреневую пленку светило. С тех пор я ненавижу смотреть на солнце. В Москве оно всегда такое – мертвый глаз. Будто следит за тобой.

– А как ты в Москве оказалась?

– Шла-шла и дошла. Долго шла. С кем-то жила, от кого-то убегала… Не помню. Приказала себе забыть, вот и не помню. А в здесь у меня бабушка живет. Она у меня – "домушница". Смешно слово… Почетный пенсионер МВД, прикинь! Ты только не смейся, но бабушка – генерал милиции. Я ее так и зову – генеральша Попова. Все к себе зовет. Только мне там страшно. Там все – мертвецы.

Она встрепенулась. Села. Распахнула свои огромные глаза.

– Они – ожившие мертвецы. А тут – те, кто умрет. Понимаешь разницу?

– Конечно.

Она оперлась на руки, заглянула ему в лицо.

– А ты не умрешь. Смерть рядом с тобой, но ты не умрешь. Я вижу. Я это тогда научилась видеть. Смотрю на человека – и что-то вот как тут щелкнет. – Она прижала кулачок к виску. – И вижу, как он лежит мертвый. У тебя такое бывает?

– Иногда.

Максимов свесил руку с тахты, нашарил пачку сигарет и зажигалку.

– А ты зачем на "блоху" пошла?

– Воровать. – Она смущенно улыбнулась. – Я же пятый день ничего не ем. Как Эд пропал, так ничего не ем.

Он решил пока не курить. Рывком встал на ноги.

– Оставишь себе все, что я принес.

– А ты?

– Еще добуду.

– Нет, я не о том. Ты уйдешь и не вернешься?

Максимов замер со свитером в руках.

– Марина, я просто не знаю, вернусь или нет. Честно.

– А ты не уходи, и не надо будет возвращаться.

Он натянул свитер.

Старые львы

Владислав собрал в своем кабинете одних матерых "стариков". Он отобрал их лично, сам проверил на слом, тащил за собой всю жизнь. С годами мужики налились кряжистой, негнущейся силой. Пусть и проигрывали молодняку в резкости, зато были несуетливы и обстоятельны, там где молодые действовали нахрапом, "старики" давили выдержкой. На самом опасном участке, как Наполеон, Владислав ставил "старую гвардию", зная, что ветераны не отступят ни на шаг, а когда двинуться вперед, остановить их будет невозможно.

На столе стояли шесть стаканов и початая бутылка коньяка. Наскоро помянули Петра. Одним "стариком" стало меньше. Владислав отметил, что никто из поминавших нюни не распустил. Если и увлажнились глаза, так только от коньячных паров. А взгляды у всех остались прицельные, с деланной ленцой, чуть отстраненные, как у уверенных в себе охотников. Держать удар "старики" умели. И бить насмерть тоже.

– Мужики, на прокачку у нас хрен да нихрена. Сучонка "контора" дала в розыск. Если мы его не прищучим первыми, завтра на кукан подвесят всех здесь присутствующих.

– Что ему вешают? – спросил Фаддей, сидевший по правую руку.

– То же, что и мы. – Владислав хищно усмехнулся. – Использование служебного положения в корыстных целях.

– К бабке не ходи, они уже заблокировали его явки и нычки. – Фаддей хмурым взором уставился на пустой стакан. – Какие знают, конечно. Без своих оперативных возможностей у него путь один – в банды.

Владислав растелил на столе схему.

– Смотрим мужик и думаем. Это связи сучонка по нашей линии. У кого есть идеи, выдавать сразу и вслух.

Скрипнули придвинутые к столу стулья. Пять седых голов склонилось над распечаткой.

В дверь постучали беглой морзянкой. Владислав нажал кнопку под столешницей. Дверь отъехала всторону, впустив Наташу.