И этой же рукой замахивалась на собаку, когда та жрала ее флоксы и валялась в гортензиях. Как-то Элли совершила набег на розы, но ретировалась, изранившись шипами (смазывать ранки пришлось опять же кому – правильно, Ане). Позже искупалась в декоративном пруду, разбросав идейно уложенные камни, опрокинув и разбив статуэтки и вырвав растущие рядом бегонии. А когда теннисный мяч, кинутый Димой, застрял в изгороди, вполне уже выросшая Элли запрыгнула на нее, повалила и сломала. Схватила мяч и побежала играть дальше. Если Аня заставала Элли в процессе уничтожения ее Эдема, то кричала – что там обычно кричат? Фу! Нельзя! Брысь! Блядь, пошла на хуй отсюда, дура тупая!
– но это не помогало совершенно.Терпение надувалось шумно выдыхаемым углекислым газом и лопнуло, когда приятным сентябрьским днем Спиридоновы позвали в гости инвестора банка, где работал Даня, – грузную, складчатую, как сосиска в тесте из студенческой столовой их с Даней вуза, женщину, а Элли неведомо почему на нее прыгнула. Повалила – нет, не на кусты и не в пруд, а в строительную тачку с навозом, которую оставил Малик, уйдя на обед. Навоз, выдержанный и порядком выдохшийся, но тем не менее еще пахучий, добротный, совсем не дешевый, забился инвестору за шиворот, прилип к спине, рукам, объял розовое платье и даже забрался в сложно закрученные волосы.
Женщину успокоить не удалось, а мужа Аня успокаивала три вечера, сама поражаясь своей выдержке.
У Ани выстроилась логическая цепочка из сожалений.
1. Надо было продолжить дрессировку. Надо было запереть эту псину с инструктором и не выпускать обоих, пока та бы не выучила команды. Надо было.
2. Лучше бы кошку завели. Юля супрастин бы попила, не сдохла бы.
3. Господи, ну за что нам это! – и это уже было не только об Элли.
Аня купила строгач и вручила Диме. Сказала, чтобы водил гулять собаку в ошейнике, на поводке, что за каждый испорченный метр, сантиметр… так, ладно, просто гуляй с ней на поводке.
Вырастающий, хоть и медленно взрослеющий Дима постепенно запоминал алгоритмы и уже к концу первого класса знал, что ему нужно делать каждое утро и каждый вечер: ошейник → поводок → крепко держать на улице. Дома: ведро → вода → тряпка → мыть лапы. Обнимать, прижиматься, подставлять лицо под теплый шершавый язык.
Аня вытеснила, замуровала когда-то разъедающие мысли о последней беременности, ошибках, укорах врачей, задобрила их подарком – щенком для сына. Эти мысли иногда возвращались, но Аня их отбивала, как мяч – ракеткой.
– Это ты вот тут работаешь? – Лена, Элен, с брезгливостью и интересом осматривала кабинет дефектологов, будто сидела в какой-то пещере или дряхлой лачужке, посреди сугробов пыли и роящихся тараканов.
Настя ее не ждала. Сидела работала, как тут звонок: – Дорогая, я заеду к тебе на работу? Сходим пообедать. – Сейчас только одиннадцать, Лена. Мне еще работать. – Кофе попьешь. – Я уже пила кофе. – Ну, я пока доеду, уже захочешь снова. Давай, говори адрес.
Насте казалось, что Лена сейчас достанет спиртовой гель и начнет протирать руки. Газетку под свой седалищно-костлявый зад положит.
– Ну, извини, не хоромы.