Макс кинул телефон на другой конец кровати. Писать больше было некому, а листать новости не хотелось. Не хотелось знать ничего о мире, в котором не хотелось жить и который ничего не хотел знать о нем. Макс, конечно, привык, что все знакомства заканчиваются вот так, иногда даже хуже и намного быстрее, но всё равно было обидно. Он очень быстро и крепко привязывался, и эти межличностные морские узлы врезались в него, западали в тело, становились лимфо
узлами и воспалялись, болели при нажатии и без него еще долго. Конечно, привык, но каждый раз происходило одно и то же, и как бы тут привыкнуть. Нужно было с этим что-то делать. Хоть с чем-нибудь. Злость Макса распирала. Распаляла и распинала. Он решил, что отомстит. И эта мысль отвлекала от других, успокаивала.Спать еще было рано, но Макс накрылся одеялом с головой, оставив небольшую щель для носа, и так пролежал до ночи, в которую вообще-то тоже не смог уснуть.
Вечером Динаре почему-то больше всего вспоминалось не то, что она услышала. Ей вспоминались те несколько минут, что она спускалась с третьего этажа, где стояла у кабинета дефектологов, на первый – в быстром перестуке каблуков направляясь к кабинету директора. Почему-то больше всего ей запомнились эмоции. То, с какой радостью, с каким остервенением она шла, стараясь идти, бежать как можно быстрее, проклиная чертовы туфли и узкую юбку, как будто за ней кто-то гнался, пытался схватить старой когтистой рукой, огромной родительской лапой и уволочь туда, откуда не возвращаются или возвращаются – совсем другими. То, с каким предвкушением она бежала по ступенькам, представляя лицо Золотухина, когда он услышит о
Это ей запомнилось, и почему-то от этого было не по себе.
И от того, что Золотухина на месте не было (впрочем, его после пятнадцати часов вообще редко застанешь), но Динара с упорством марафонца преодолела все расстояния и добралась до него.
Динара до него дозвонилась – с третьего раза. Его вытягивающееся от удивления лицо и усы, отдаляющиеся от подбородка из-за отвисшей от шока челюсти, Динаре пришлось представить. Но представила она очень живо и ярко, во всех деталях. Золотухин кряхтел и мямлил что-то нечленораздельное, пока не взял себя в руки. Пыхтя, как разъяренный бык в мультфильмах, он уточнял у Динары: точно ли она расслышала всё так? Уверена ли она? Он сказал именно это? Динара, вышедшая из школы, чтобы ее больше никто не услышал, и ходящая туда-сюда рядом с крыльцом, отвечала: да, да. Да.
– А как она отреагировала?
– Мм, удивилась.
– Удивилась как
? Удивилась приятно или… просто сильно удивилась? Сильно вообще удивилась?– Просто удивилась. Я не знаю. Он собирался ее поцеловать.
– Боже мой, а она что? Что потом?
– Не знаю, у меня зазвонил телефон, и мне пришлось убежать, чтобы они меня не заметили. Потом я подошла, но дверь была уже закрыта.
– Господи. Господи! Какой же это может быть скандал. А Спиридоновы… Спиридоновы шкуру с меня сдерут. Я же ее предупреждал, я же говорил: отстань от мальчика, теперь ты им не занимаешься. А она всё равно… Теперь понятно почему. Нет, я знал, что она с ним возится, но я даже не думал, что они… Господи. Как по-вашему, что было дальше?
– Не знаю, Виталий Афанасьевич. Не видела, не могу сказать.
– Я надеюсь, они хотя бы не это… не прямо там…
– Вряд ли они решили заняться сексом
[29] прямо в школе, Виталий Афанасьевич.– Даже думать противно.
– Да уж.
– Надо будет подумать. Динара Саидовна… документы готовы?
– Да, всё сделала. Я и шла к ней, чтобы ей сказать про документы.
– Хм… Но не сказали, да?
– Не успела, как понимаете.
– Ну да. Хм, теперь, если у них… более глубокие отношения, чем мы думали, Иноземцева может и сильнее заартачиться.
– Да, но и у вас теперь есть козырь.
– Это, конечно, конечно… Ладно… я подумаю. Возможно, ей придется пригрозить. Вы согласны?
– Это несколько не мое дело, решать вам, как с ней разбираться. Я не хочу глубже впутываться.
– Я понимаю-понимаю, ко…
– Но да, я согласна.
– Конечно-конечно. Спасибо, что сообщили…
Тогда
Динара обрадовалась, что получилось наперчить Иноземцевой. Хоть немного, хотя бы так. А вечером, когда она сидела дома, аэрируя красное сухое в бокале, эта радость показалась ей мерзкой. Глоток за глотком она второй раз за день думала, правильно ли поступила. Сначала документы, потом Иноземцева с мальчиком – и наверняка будет скандал или выговор, что-то типа того. Ладно, второй раз за день подумала Динара, поздно для сочувствия, не такой уж плохой исход. К тому же Иноземцева сама виновата – во всем. Она во всем виновата сама.Динара постаралась отогнать эти разъедающие мысли. Они возвращались весь вечер и потом еще приходили несколько дней, но в итоге Динара справилась и с ними. Как справлялась со всем.