Неудобные люди

Когда рабочий телефон на столе противно затрещал, Настя взяла трубку машинально. Сферический, как «Фольксваген жук», бежевый корпус с крутящимся циферблатом, заклеенный сбоку посеревшим и отстающим по краям скотчем, не грозил ничем страшным. Когда Золотухин на другом конце провода, вещающий из своей комнатушки, гордо именуемой кабинетом директора, вызвал Настю к себе, она не забеспокоилась. Мало ли что пришло в голову безумному мужику предпенсионного возраста.

Школу украшали воздушные шары и ленты, размещенные теми, у кого выпало несколько свободных минут, эти шары и ленты спускались с потолка, висели на дверях. Интересно, как там в столовой, уже украсили? Послезавтра – выпускной, в этом году чуть раньше обычного. Насте ничего не было поручено, но она с некоторым удовольствием этот день ждала. Знала, что воспитатели с классами разучивают песни и небольшие сценки – на которые, Настя помнила, смотреть без слез было невозможно, потому что и радостно было, и… ну, короче, невозможно. После праздника ожидались традиционные пироги с чаем. Алкоголь, конечно, был запрещен – родите здорового ребенка, и на выпускном в обычной школе пейте, хоть упейтесь там. Кто-то из родителей, конечно, протаскивал, но без фанатизма. Кому был присущ фанатизм – сидел дома и до выпускного не доходил.

Когда Настя вошла в кабинет Золотухина, тот – непривычно – ходил от стены к стене. Из-за этого Настя сесть не решилась.

– Виталий Афанасьевич, я…

– Закройте дверь, – шепотом гаркнул тот. Губы его дрожали, было похоже, что они танцуют – на своей волне, отдельно от лица, инсульт наоборот.

– Что-то случилось?

– Что-то случилось?! Что-то случилось?! О, я вам расскажу, что случилось! – сел за стол. – Хотя… как будто вы сами не знаете.

– Я вас не понимаю, – Настя тоже села. Решила, что наелась дурью Золотухина и будет сидеть гордой, самодостаточной, будто у нее тридцать кошек, женщиной.

– Не понимаете… Ну что ж. Может быть, сюда привести Дмитрия Спиридонова, чтобы стимулировать вашу память?

Сферические кошки тут же исчезли. Насте стало холодно, будто случился отлив, обнажив голый песок тела.

– Дми-Дмитрия Спиридонова?

– Да-да. Который вам вчера в любви признавался.

Судя по ощущениям, Настина голова сделала шальной оборот вокруг своей оси. И еще раз. Ну, в общем-то не так уж и страшно…

– Знаете…

– Да вы хоть представляете, что это такое?! – взорвался и расплескался Золотухин. – Несовершеннолетний пацан, девятый класс, сохнет по школьному педагогу!

– Я… я бы избегала таких формулировок, в этом возрасте дети сами не понимают, что чувствуют, о-особенно умственно не…

– Вы бы избегали? А как вам такая формулировка: сексуальный скандал в коррекционной школе?! Растление неспособных постоять за себя! Или такая: Спиридоновы приезжают и отрывают руки директору за то, что недосмотрел.

– Виталий Афанасьевич, ничего кардинально непоправимого не случилось…

– Да неужто?

– Тем более вашей вины…

– Что вчера было? Конкретно, от и до.

Настя пересказала суть разговора, избегая сентиментальных подробностей.

– А поцелуй? Он вас целовал?

– Нет-нет! Какое целовал, ничего такого не было! Совсем…

– Но вам бы хотелось!

– Нет, – отрезала Настя, пытаясь в спешке найти грань между сотрудничеством и достоинством.

Золотухин мял пальцы, сжимая их гармошкой, скручивая узлами.

– Виталий Афанасьевич, послушайте, мальчик просто переполнен эмоциями, которые ему некуда излить. Плюс воспринимает, получает информацию, с которой он не знает, что делать, фильмы посмотрел, увидел, услышал у кого-то, спроецировал… Так бывает, это пройдет, здесь ничего катастрофического.

– И вы, конечно, ни в чем не виноваты?

– Ну… извините, но да. А в чем я виновата? Я его не соблазняла, я вообще не знала ничего, пока он не…

– Хм… – взгляд Золотухина резвился по столу, бегая от предмета к предмету, как ребенок с синдромом дефицита внимания. – Я вам не верю.

– Вы мне не…?

– Не верю! – Директор поднял глаза. – Вы так носились за ним все эти полгода, проводили с ним вечера, думаете, я не знаю, что он вечерами уходил от воспитателя и сидел у вас?

– Знаете, я не привыкла ограничивать подопечных в том, что им нравится. Если он хочет, то пусть сидит занимается.

– В том, что им нра-авится. А что ему нравится, м? Престарелые олигофренопедагоги?

– Я бы попросила вас, если можно…

– Вы таскались с ним все эти месяцы, сидели одни, навязывали всякую муть так, что даже родители его жаловались! И думаете, я поверю, что вы тут ни при чем? Скажите честно, чего вы добивались, этого?

– Я не добивалась ничего…

– Чтобы на вас запал несовершеннолетний? Но зачем?!

– Мне это вообще ни к чему, вы вообще понимаете… (!) – Настя так сжимала подлокотники, что всё вело к тому, что она их вырвет и унесет с собой.

– Что у вас происходит, проблемы в семье, вас на молоденьких тянет?

– Знаете, это уже слишком!